— Ты знаешь, я никогда не видела такого неутомимого человека, как наш доктор, — с гордостью рассказывала Аннушка. — Все-то он успевает: и оперирует, и следит за эвакуацией, и даже солдат в атаку водил. Вчера ночью, — продолжала она, — мы делали ампутацию ноги одному командиру. Это был единственный шанс на спасение: ведь он совсем умирал! — У Аннушки дрогнули губы. — Это было очень страшно. Подумай только: в лесу, ночью, при свете костра и «летучей мыши»! А кругом тихо-тихо, только откуда-то доносится стрельба. Услышишь шаги за спиной — страх берет. Вдруг немцы?! А доктор? Он совсем бесстрашный, услышит шорох — и будто мысли читает, улыбнется одними глазами и тихо скажет: «Не оборачивайся, занимайся своим делом». Или прикрикнет еще: «Операционная сестра во время операции должна видеть только больного и инструменты!» Но больше он молчал. А как кончилась операция, вытер пот с лица и стал подшучивать и над раненым и над моими страхами.
— Так он же герой, ваш доктор, и ты тоже! — с восхищением смотрела я на маленькую Аннушку. — Это подвиг, о нем все газеты должны писать!
— Что ты! — улыбнулась Аннушка. — Это наша работа. Да если о всех, кто честно выполняет свою работу на войне, писать, то никаких газет не хватит.
— Аннушка, с кем это ты? Что это у тебя за солдатик?
— Вот и доктор, — сказала мне Аннушка.
Я оглянулась, предполагая увидеть почтенного врача, похожего на доктора Покровского. Но к нам, помахивая фуражкой, подходил молодой улыбающийся военврач 3-го ранга. Он шел по тропинке легкой походкой человека, совершающего прогулку, и я могла рассмотреть доктора: высокий, чистый лоб, ворох крупных каштановых кудрей, блестящие живые серые глаза, еле сдерживаемая усмешка в уголках рта.
— Солдатик-то девушкой оказался! — развел руками доктор. — А я смотрю, кто это около Анюты увивается. Вот уж, думаю, распеку! — Он сделал свирепую гримасу.
Мы расхохотались.
— Это та самая девушка, помните, я вам говорила, — сказала Аннушка, — что с артиллерийским полком оставалась.
— А, помню, помню!.. Чудо-юдо, дева-богатырь, она же похититель бинтов! Цела, значит. Ну, как дела? Есть хочешь? — Врач уселся на траве, сорвал травинку и прикусил ее ровными белыми зубами, продолжая балагурить: — Садись, рассказывай: чей ты родом, откуда ты?
Аннушка весело смеялась. Ветерок развевал ее тоненькие льняные косички с бинтами вместо ленточек.
Почему-то мне стало удивительно легко. Я почувствовала, как сами собой раздвигаются в улыбке губы, и, опустившись на траву, рассказала веселому доктору и Аннушке о себе, о том, что разыскиваю свой медсанбат, который находится где-то неподалеку.
