— Тетеньки, тут у меня раненые, нет ли у вас молока? — обратилась я к женщинам.
Женщины захлопотали, откуда-то сразу появились кринки с молоком.
— Ох, родненькие, — запричитала старая бабка, — пораненные, а сестричка-то молоденькая. Дай вам бог живыми-то уйти.
— Идете… уходите все… А вернетесь ли? — тихо спросила седая женщина.
— Вернемся, бабушка, обязательно и скоро вернемся, — уверенно отвечали ей.
— Не горюйте, мамаши! — задорно крикнул один из раненых. — Мы вернемся и ваши кринки привезем.
Машины тронулись. Одна женщина оторвалась от толпы, бросилась к машине и сунула мне в руку что-то холодное: это был пучок моркови. Я раздала ее самым слабым.
Молоко решили пить по очереди, по три глотка. Бойцы настояли, чтобы первой пила я. Стараясь казаться равнодушной, взяла кувшин и поймала себя на том, что невольно сделала очень большой глоток. Стало стыдно, и два остальных были совсем маленькие.
…В хмурой, холодной ночи, в непроглядной тьме особенно выделялись зарева пожаров.
У деревни Козки в ночь с седьмого на восьмое августа разгорелся один из самых ожесточенных боев этих дней. Бились за каждый дом, за каждый сарай, за каждый шаг.
Нашу колонну вытянули по дороге, оставив в ней только тяжелораненых, ездовых и шоферов. Все способные драться были сняты с машин и поставлены в цепь. Я отправилась к деревне. Оттуда на двуколках подвозила раненых к обозу и размещала на машинах. За ночь сделала несколько таких рейсов. У меня болели руки, плечи; казалось, во всем теле не было ни одной косточки, которая бы не ныла. К рассвету дошла до состояния полнейшего отупения. Как меня не убили, сама не знаю. Ведь ходила там, где, казалось, головы нельзя было поднять. А скажи мне кто-нибудь, что вокруг стрельба, я, наверное, очень удивилась бы: ничего не слышала и не видела, кроме раненых. Лейтенант Дутин оказался отличным помощником. Как бы я справилась без него?
Наконец немцев выбили из села, обоз медленно продвигался вперед. Проехали еще через одну горящую деревню. Дома горят по обеим сторонам дороги, пламя бьется на ветру, пытаясь лизнуть проходящие мимо машины. Откуда-то стреляли; снаряды нередко рвались совсем рядом, осыпая осколками проходящий обоз. Одним таким осколком был убит на моей машине раненый.
Так среди пожарищ и обстрела прошла эта ночь.
На рассвете все еще с боем подошли к реке Остер. За рекой Московское шоссе — конец бездорожью. Усталость словно рукой сняло. Скорее, скорее через речку, к манящей ленте шоссе, извивающейся на другом берегу и уходящей в лес! Еще десяток километров — и мы у своих!
