Что предпринять? Бессмысленно было рыскать по полю и на ощупь искать рассыпавшихся людей. Да и как их искать?
На дороге догорали машины.
Методичный обстрел поля продолжался. Мины ложились почти в шахматном порядке. Светящиеся стайки трассирующих пуль пролетали над головой. Не лежи я в канаве, они задели бы и меня.
Решив до утра никуда не уходить, достала наган — если, немцы пойдут по полю, убью хоть одного, а потом себя. Изорвала на мелкие части свои записи, вырыла ямку и закопала туда обрывки.
Кроме комсомольского билета, никаких документов у меня больше не оставалось. Достала комсомольский билет и мысленно поклялась: жила и умру комсомолкой. В билете у меня хранилась маленькая карточка мамы, — решив, что это не будет большим нарушением комсомольской дисциплины, так и носила ее все время. В темноте не могла рассмотреть дорогие черты, да это и не требовалось: мама и так всегда была перед моими глазами — и сердитая, и веселая, и грустная. Тщательно завернув билет, я спрятала его во внутренний карман.
Рассветало. Стрельба доносилась из-за далекой рощи. Мне даже показалось, что кричали «ура». Я слушала-слушала и незаметно погрузилась не то в сон, не то в забытье. Очнулась от сильного толчка в бок. Кто-то мягким голосом с украинским акцентом кричал, казалось, в самое ухо:
— Чи ты жыва, чи мертва?
Машинально попыталась сжать наган, но пальцы совсем онемели; тогда осторожно приоткрыла один глаз: надо мной склонилось симпатичнейшее лицо, такое русское-русское, что я сразу вскочила на ноги.
— Ишь ты, яка прытка! Жыва, значить! — удовлетворенно заметил солдат, улыбаясь доброй улыбкой, и вдруг лицо его стало серьезным. — Нияк поранена?
У меня кружилась голова, но нет, я не была ранена; на шинели просто была кровь бойцов, которых я перевязывала накануне. Зажатый в руке наган я никак не могла положить в кобуру. Боец сочувственно покачал головой и разжал мои затекшие пальцы.
— Ну и грязная ты, як тэ порося, та ничого, сестра, зараз прийдешь у норму.
Он пошарил в кармане, достал оттуда кусочек сахару весь в табаке и протянул его мне.
Третьи сутки я почти ничего не ела, а сахар был такой вкусный! Хотела поблагодарить бойца, но он отмахнулся:
— Та що там! Бачь ты, яка замучена та молоденька. Эх! — участливо вздохнул он и, взяв меня за руку, повел за собой.
Мы вышли на дорогу и пошли мимо обгорелых машин к лесу. Боец рассказал, что следом за нами шел его Краснознаменный артиллерийский полк. Командир послал бойцов в обход, и гитлеровцы, испугавшись окружения, побросали минометы и пулеметы и убежали.
