Комбриг вызвал связного:
— Найдите лейтенанта Исакова и приведите его ко мне. А вы, — он обернулся к начальнику штаба, — сегодня же оформите представление к награде.
— К Герою, — вмешался артиллерийский полковник.
— Да, конечно, к Герою.
— Мария Борисовна, — шепнула я доктору, — куда мне пулемет деть?
— Какой пулемет?
— Да тот, что стоит у входа. Я с ним целый день таскалась. Никто не хочет брать. Все говорят: «Твой трофей, ты его и сдай куда надо». Тяжелый он, хоть и на колесиках. А бросать как-то неудобно было.
— Откуда он у тебя?
— Да так, лейтенант приказал отобрать его у одного немца.
— Знаешь что, отвезем его на наш медпункт, для самообороны, а то я просила хоть какой-нибудь, так и не дали до сих пор, — решила Мария Борисовна. — Только ты не говори о нем комбригу, а то отберет еще.
— Я и не говорю.
— Вот и хорошо. Пойдем сейчас же и отвезем. У меня тут санитарная машина неподалеку.
Хотя, как выразился Репин, совершеннолетие мое уже наступило, я все же с нетерпением ждала дня своего рождения, когда, наконец, мне исполнится восемнадцать лет, а вот в самый-то день своего совершеннолетия и забыла о нем!
Утром был ранен Скоробогатов. Из танка я вытащила его с помощью водителя, а дальше пришлось передвигаться ползком. Скоробогатов был ранен в плечо, но потерял много крови и полз с трудом, обхватив меня за шею здоровой рукой и отталкиваясь от земли ногами. Мы еще не миновали опасного участка, когда Скоробогатов решительно запротестовал: «Чтобы какие-то паршивые фашисты заставили меня, Скоробогатова, танкиста, кланяться их мерзким пулям? Да ни за что!» Он вдруг поднялся и пошел во весь рост. Он был очень бледен, но шел твердо.
— Товарищ лейтенант, облокотитесь на мое плечо, — просила я. — Для чего же тогда я иду с вами?
Он строго оглядывал меня сверху вниз (он был выше меня на целую голову) и молча шел дальше. И все же силы оставили его. Следя за каждым его движением, я успела подхватить лейтенанта в ту минуту, когда у него подкосились ноги. Он повис на мне всей своей тяжестью, и я с трудом дотащила его до стоявшего уже неподалеку штабного автобуса капитана Иванова, и тот распорядился на командирской «эмке» отправить Скоробогатова в госпиталь.
Сам Иванов, у которого открылась старая рана, сидел в автобусе в одном сапоге и, вытянув на скамейке больную ногу, работал. Ему было очень больно, но все так же чисто выбрито его лицо, все также аккуратно подшит новый подворотничок. И говорил он, как всегда, спокойно, и только, может быть, чуть-чуть более длинными казались паузы между фразами.
