Морис начал терять терпение. Ему очень хотелось выругаться – несмотря на весь свой внешний лоск, он не видел ничего особенного в том, чтобы ругаться в присутствии женщины. Положение спасла Симона, которая почувствовала, что ее любовник терпит фиаско – что означало, что он будет дуться на весь свет, включая ее саму, целый вечер, а то и дольше. Очаровательный в хорошем настроении, в дурном Морис был совершенно невыносим.
– Натали, я поступаю просто ужасно, – сказала Симона серьезно, – но только вы можете нас выручить. Иначе мне придется занимать мсье Ланглуа, а я бы хотела… ну, вы понимаете… уделить больше времени Морису… Мы просто посидим в ресторане, а затем, разумеется, Морис доставит вас домой. И конечно, вас это ни к чему не обязывает, тем более что мсье Ланглуа, как видите, робок, скучноват и… совершенно безобиден.
За спиной Наташи Морис скорчил уморительную гримасу, которую могла видеть только Симона. Он считал, что его подружка перегнула палку, хоть и была близка к истине. Какой женщине интересно сидеть в ресторане с мужиком, безобидным, как устрица?
Тем временем Наташа вспомнила, что дома ее, вероятно, ждет неприятная сцена, которой она предпочла бы избежать. Дело в том, что Николай влюбился и собирался жениться, причем не на русской, а на француженке. В сущности, ничего особенного в данном факте не было, но брат Наташи заодно решил сменить фамилию, укоротив ее до Вер.
Узнав об этом, полковник Верещагин взорвался. Он был готов смириться с тем, что Наташа расхаживает черт знает перед кем в открытых платьях или даже купальниках. Он стерпел, когда большевики лишили его родины и превратили в изгнанника. Но то, что его единственный сын хотел отречься от своей фамилии, офранцузиться и таким образом перечеркнуть все, за что сражался отец, привело Ивана Николаевича в состояние, близкое к бешенству.
Он орал, топал ногами и осыпал сына оскорблениями, самым мягким из которых было «ничтожный слизняк». Рикошетом досталось и Татьяне Александровне, которая вздумала заступиться за Николая.
– Зачем ты вывезла меня из Крыма?! – кричал полковник. – Лучше бы ты бросила меня в госпитале! Я бы загнулся, или меня бы поставили к стенке большевики, но я бы не видел этого позора!
Аркадий Александрович попытался вмешаться, но если есть на свете люди, чье вмешательство в чужие дела только ухудшает обстановку, то брат Татьяны Александровны, несомненно, к ним принадлежал.
Он попытался представить дело так, что Николай, конечно, поторопился, но Иван Николаевич тоже не прав, обвиняя его во всех смертных грехах. В результате и отец, и сын почувствовали себя задетыми и, в свою очередь, решили поставить родича на место.
