– Вы сохранили письмо, которое вам передал Морис?
– Нет. Я отъехала на своей машине, в Булонском лесу остановилась и порвала его на мелкие кусочки.
И очень просто добавила:
– Вы мне не верите?
…А что, если на самом деле Морис не письма передавал, а узнал, что она возобновила свои отношения с Арманом Ланглуа, и стал ее шантажировать? Чем не повод для убийства?..
– Скажите, в последние дни Морис де Фермон казался чем-нибудь встревоженным? – спросил Буало.
– Нет.
– Вы не замечали в его поведении ничего странного, ничего настораживающего?
– Он был такой же, как всегда.
– Вы случаем не знаете, у Симоны было оружие?
– Про Симону я ничего не знаю, а вот у Мориса точно был пистолет.
– Вот как? Мсье де Фермон возил его с собой?
– По-моему, нет. Кажется, пистолет лежал дома. Раймонда как-то говорила, что ей не нравится, когда в доме оружие. У них же дети.
Получается, что визита к безутешной вдове никак не избежать. Буало нахмурился. Разумеется, пистолет окажется на месте, и даже калибр не будет совпадать с калибром пули, извлеченной из черепа перешедшего в небытие бездельника, но – порядок есть порядок, оружие придется проверить.
– Госпожа графиня, – очень серьезно проговорил комиссар, – если Симона свяжется с вами, я настоятельно прошу вас сообщить об этом мне, – он протянул Наташе свою карточку. – Мы пока не знаем, что произошло между ней и… – забывшись, он едва не сказал «вашим зятем», но вовремя спохватился, – мсье де Фермоном, но некоторые обстоятельства настораживают, и… Словом, эта дама может быть очень опасна. Вы обещаете, что свяжетесь со мной?
– Да, конечно, – кивнула Наташа и убрала карточку в сумочку.
– До свиданья, госпожа графиня.
– До свиданья, месье.
Она удалилась ровной, упругой походкой манекенщицы, оставив после себя тонкий аромат духов. Буало позвонил баллистикам, узнал, что отчет по пуле будет готов только завтра, неожиданно рассердился на весь свет и засобирался домой.
А Наташа села в свою машину, по Новому мосту мимо статуи короля Генриха выехала на набережную и двинулась вдоль реки. Ветер веял ей в лицо, но она почти не чувствовала его. Ее не покидало ощущение, что она совершила ошибку, позволив себе разоткровенничаться с комиссаром, который припер ее к стене этими чертовыми перчатками.
«Но ведь я ничего не сделала. Да, но вопрос в том, как это будет истолковано. А теперь еще и убийство! Надо было сразу сказать Роберу, когда Арман стал искать со мной встречи. Но я не хотела впутывать мужа… Думала, что справлюсь сама… Правильно ли я сказала про пистолет? Может, не надо было? Комиссар очень заинтересовался, по лицу было видно… Ну и что такого, что у Мориса оказался пистолет?»
