Успокоенный, Карзинов поцеловал тестя в щеку и, не теряя драгоценного времени, помчался к почтовому ящику.
В это время из библиотеки вернулась Агриппина Леонидовна и, войдя в комнату, не глядя на отца, выпалила:
— Уйду я… надоела мне такая жизнь…
— Куда же ты, интересно, уйдешь? Уж не приглашают ли тебя возглавить бригаду коммунистического труда? — ехидно спросил отец.
— Мест много, — словно отвечая себе самой, тихо сказала Агриппина. — Здоровьем меня бог не обидел… Тут один прораб из Норильска в кино со мной познакомился… Советует завербоваться, на бульдозере обещает научить работать или крановщицей… А в библиотеке, говорит, тамошней чуть не двести тысяч книг. Есть и про сыщиков и приключения. А хор клубный даже за границей выступать приглашают.
— Ты, Агриппина, с мужем поступай как хочешь, — возмущенно сказал старик — а меня бросать не имеешь то есть никакого морального права. Теперь за такие дела строго… Подыщем тебе в случае надобности поближе место, чем твой Норильск: бульдозеров нынче везде хватает…
— Муторно мне с вами, — не скрывая злости, ответила дочь, — а насчет морали вы, папаша, лучше бы помолчали: сами обмарались, сами всю жизнь от алиментов прятались.
— Ну-ну! — недовольно замотал головой Морщицын. — Не будем вдаваться в детали. Мало ли что в жизни бывает… Разболталась что-то, голубушка, к дождю, видно…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Неделя началась очень хорошо. Старик Морщицын встретил своего старого приятеля Роберта Клудова, с которым его связывала когда-то «многолетняя деятельность в области эстетического воспитания» постоянных посетителей Клинского рынка.
Так пышно и совсем по-современному Морщицын именовал сбыт сотни «оригиналов» шишкинских медведей, причем на каждом, «во избежание обмана», стояла личная подпись художника.
Кроме картин фирма «Морщицын и Клудов» предлагала приобрести у них «по случаю, за недорогую цену ожерелья из настоящих бриллиантов, настенные коврики интимного содержания и только что привезенные из города Брюсселя кружева».
За эти самые «культурно-просветительные» проделки Морщицын и Клудов получили по три года лишения свободы с последующей высылкой. Тогда они были еще совсем зелеными, полными сил и юношеского задора многообещающими уголовниками.
Теперь, по прошествии столь долгого времени, Роберт Клудов из худощавого, юркого и неистощимого на всякие жульнические выдумки весельчака превратился в толстенького, степенного технолога какого-то промкомбината, многодетного холостяка, обладателя широчайшей лысины, длинных усов и доброго десятка причудливых, маловстречающихся в медицинском обиходе болезней.
