— Добрый вечер, премьер-министр,— поздоровался Артур Лексингтон и, не меняя выражения лица, тихо добавил:— Мяч в лунке, можете наносить первый удар.
— Вы переговорили с Сердитым? — быстро спросил Хауден. Его превосходительство Филлип Энгров>[1], которого друзья звали Сердитым, был послом США в Канаде.
Лексингтон кивнул:
— Ваша встреча с президентом назначена на второе января. В Вашингтоне, конечно. У нас остается десять дней.
— И каждый из них необходим для подготовки.
— Знаю.
— Вы обсудили процедуру переговоров?
— В общих чертах. В первый день, согласно обычному протоколу, будет дан официальный обед в вашу честь, затем, на другой день, состоятся личные встречи, тогда и начнется деловая часть переговоров.
— Как насчет заявления по итогам встречи?
Лексингтон предостерегающе кивнул вбок: к ним подходил лакей с подносом, уставленным бокалами. В одном из них был виноградный сок — единственный напиток, который предпочитал, как считалось, абсолютный трезвенник Хауден. Он рассеянно взял с подноса бокал.
Когда лакей отошел, к ним присоединился Аарон Голд, генерал-почтмейстер, единственный еврей в кабинете министров.
— Я просто валюсь с ног от усталости,— пожаловался он,— не могли бы вы, премьер-министр, намекнуть его превосходительству... попросите его, ради Бога, присесть, чтобы и другие могли дать отдых ногам.
— Вот уж не подумал бы, что вас так легко свалить с ног, Аарон! — усмехнулся Лексингтон.— По вашим речам этого не скажешь.
Стоявший неподалеку Стюарт Костон, услышав реплику, спросил:
— Почему у вас устали ноги, Аарон? Вы что, сами разносили рождественскую почту?
— Тоже мне остряки,— сказал генерал-почтмейстер мрачно,— тогда как я нуждаюсь в простом сочувствии.
— По моему разумению, вы его получили,—сказал Хауден, смеясь. Дурацкий контрапункт, подумал он, комическая интерлюдия к сцене из «Макбета». Хотя, может быть, и не худо отвлечься. Огромные задачи, касающиеся самого существования Канады, потребуют от него напряжения всех сил. Едва ли кто из присутствующих здесь, кроме него и Лексингтона, подозревает о важности момента... Они наконец-то остались одни.
Артур Лексингтон произнес вполголоса:
— Я беседовал с Сердитым по поводу заявления, и он звонил в государственный департамент снова. Ему сказали, президент просит, чтобы до поры до времени не было никакого заявления. Они считают, что заявление, появившееся сразу после ноты русских, может повлечь за собой нежелательные последствия.
