О любви, семье и государстве | страница 43



Оппонентов в этом подходе смущает не столько эгоистическое начало любви, сколько «целенаправленность», например на приобретение благосостояния любимого. Как же, восклицает Нира К. Бадхвар, «мы можем продолжать кого-то долго любить после того, как смерть унесет его вместе со всеми его минусами и плюсами?» Она с этим не согласна, поскольку, если любовь есть желание приобретения блага, тогда в ней отсутствует что-то существенное. Другое возражение: такой подход не может оценить «глубину» любви и не в состоянии объяснить разницу между «любить» и «нравиться».

- - - - -

Любовь как ценность (Love as Valuing). Этот тип любви подразделяется на два подвида: 1) любящий ценит субъект любви как таковой, а любовь понимается как оценка качества любви субъекта по отношению к любящему; 2) субъект становится ценным для любящего из-за его любви к нему, т. е. в этом случае любовь понимается как качество, которое субъект отдает (дарит) любящему.

Первого варианта придерживается Дж. Дэвид Веллман, обосновывая его логикой Канта, который четко отличал достоинство от цены (на самом деле Кант обращал внимание на различие средств и целей в любви). Используя экономическую метафору, можно предполагать, что иметь цену означает иметь стоимость, которая может быть сравнима со стоимостью других вещей через цену. Это означает, что любимую можно поменять без потери стоимости. По контрасту иметь достоинство означает иметь такую стоимость, которую бессмысленно сравнивать с другой стоимостью. Иначе говоря, товары имеют цены, а люди достоинство, что не поддается сравнению. По Канту, наше достоинство как личностей коренится в нашей рациональной природе, нашей способности мотивироваться причинами, которые мы автоматически включаем в определения наших целей и отвечаем на ценности, усваиваемые нами в мире. Соответственно, одним из проявлений нашей рациональной природы является реакция уважения на достоинство других личностей.

Что же заставляет нас уважать личность? Веллман считает, это то, что «сдерживает себялюбие», и таким образом предотвращает нас от отношения к субъекту любви как средству достижения наших целей. Он полагает, что любовь напоминает ответ на достоинство личности, т. е. именно достоинство и есть объект нашей любви, а также ее источник. Но любовь и уважение есть разные типы ответа на одну и ту же ценность. Любовь не сдерживает нашу самовлюбленность. Она, скорее, обуздывает наши эмоции, т. е. лишает нас эмоциональной самозащиты перед другими и тем самым ослабляет нас. Это означает, что интерес, притягательность, симпатия и т. д., которые обычно ассоциируются с любовью, не составляют любви, а являются скорее нормальным следствием, а любовь может оставаться без них. Веллман не потрудился ответить, следствием чего являются перечисленные им реакции (интерес и т. д.) и с чем остается любовь? (Почему-то так и хочется сказать: с носом!) Главное у него другое: любовь — это все-таки ответ на достоинства, но не каждого человека. («Любовь есть оптимальный максимальный ответ на достоинство другого».) Почему же такого ответа удостаиваются не все? Где граница выбора? Веллман полагает, что выбор случается тогда, когда некоторые люди проявляют способность выразить свое достоинство как личность, в то время как другие в состоянии оценить это достоинство, что, правда, почему-то оборачивается эмоциональной уязвимостью. Таким образом происходит соответствие между поведением «субъекта любви» и «оценкой» этого субъекта любящим. Проще: если я высоко оцениваю достоинство личности, я влюбляюсь в него, т. е. он становится для меня «lovable».