— Бесценными. Да… — Лакс жадно облизал губы. — И все же мне не нравится заключать соглашение безо всяких гарантий.
— У вас есть запись с камер наблюдения. На ней мое лицо. Вы не считаете, что этого достаточно, чтобы сделать кого угодно сговорчивым? — И опять магия: Элиот достала из-за спины руку, сжимавшую бутылку портвейна. Рукописная этикетка выглядела старинной, но отнюдь не старой. 1906. Свежая, словно вчера нарисована. — А это я прихватила из обеденного салона первого класса на «Титанике». Жест доброй воли.
Лакс принял бутылку и осмотрел ее, как еще одну реликвию: темное, как кровь, содержимое, пробка из настоящего пробкового дуба, стекло цвета морских глубин, тоскующих по свету дня.
— Из меню «Титаника»? В самом деле?
— Коллекционное и очень выдержанное, — заверила его Элиот.
— Невероятно. — Делец снова развернулся к застекленной стене, к городу, гудевшему в золотистом послеполуденном мареве. — Ваша добрая воля оценена. Мы заключаем соглашение: пятьдесят пять процентов мне. Из них будет выплачиваться доля «Инвиктуса».
Фар глянул за спину Элиот, чтобы понять, откуда взялась бутылка, и ничего не увидел. Комбинезон с лямками на спине, сцепленные позади руки. Она снова унизила его; он думал, что выступает в роли старшего переговорщика, но Элиот оказалась настоящей волшебницей, ловкость ее рук настолько поразила Лакса, что тот даже не задался вопросом о происхождении бутылки. Шазм. Если бы Фар знал, что бутылка марочного вина может превратить этого помешанного на контроле и способного зарезать тебя во сне урода в сговорчивого, добродушно похлопывающего тебя по спине босса, то давным-давно заделался бы сомелье.
— Мы займемся подготовкой к заданию, — выдавил Фар, стараясь унять приступ тошноты, вызванный нервным напряжением, и не блевануть в кадку с бугенвиллией. Возможно, добрая воля Лакса не распространяется на тех, кто рыгает в его комнатные растения.
Делец проигнорировал слова Фара. Взгляд его скользнул с бутылки на Элиот.
— Великолепный трофей. Я уведомлю Вагнера о нашем новом деловом соглашении и соответствующих изменениях в платежах.
Так и получилось: сказано — сделано. Элиот стала частью экипажа. И Фар, слава Кресту, остался жив, но теперь линия на бутылках в подвале вела его в жизнь, над которой он не был больше властен. В жизнь, вращающуюся по ее прихоти и бросающую на него постоянную тень страха.
Какое же это будущее?
Забираясь в магнитную тележку, Элиот ощущала легкость — словно гора с плеч свалилась. Встреча прошла как нельзя лучше. Объект «Семь» не закатил истерики и правильно сделал, потому что это закончилось бы для него плохо. Он просто стоял и сердито наблюдал, как разворачивается представление. О, какое получилось представление! Людей, подобных Лаксу, легко раскусить; Элиот дала ему все, что он хотел, — «Рубаи», немного вина и кучу обещаний, — а сама тем временем с помощью технологических фокусов перевернула ситуацию с ног на голову. Она продумала каждую реплику и сыпала перед ним хлебные крошки до тех пор, пока шоу не закончилось так, как она хотела.
