— Вот увидите!
— Ты не умеешь упаковывать тюки.
— Когда мы отправляемся?
— Завтра.
— Пожалуйста, не воображайте, дядюшка, что меня наставила на путь истинный ваша проповедь, — сказал Кит, прощаясь. — Мне просто нужно удрать отсюда куда угодно, лишь бы подальше от О’Хара.
— Кто такой О’Хара? Японец?
— Нет; он ирландец, рабовладелец и мой лучший друг. Он редактор и издатель и, вообще, заправила в «Волне». Его слово — закон.
Ночью Кит Беллью настрочил О’Хара записку.
«Я уезжаю всего на несколько недель, — писал он. — Принаймите какого-нибудь писаку, который докончит за меня последнюю авантюрную повесть. Прошу прощенья, милый друг, но этого требует мое здоровье. Когда вернусь, налягу на работу с удвоенным усердием».
II
Через несколько дней Кит Беллью высадился на взбудораженный Дайский берег, заваленный тысячепудовыми пожитками тысяч людей. Огромная масса багажа и продовольствия грудами выбрасывалась на берег с пароходов и медленно текла с побережья в Дайскую долину и через Чилькут. Волок был в 28 миль, и перетащить багаж можно было только на спине. Индейцы-носильщики, взвинтившие цены за переноску багажа с восьми центов за фунт до сорока, были завалены работой. Их нехватало, и всем было ясно, что большинство путешественников не успеет перебраться через перевал до наступления зимы.
Самым неопытным из новичков был Кит. У него, как и у сотен других, к патронташу был прицеплен большой револьвер. Этот револьвер навязал ему дядюшка, помнивший былые годы беззакония. Но Кит был настроен романтически. Он был очарован кипением и блеском потока золотоискателей и смотрел на его движение глазами художника. Он не принимал его всерьез. «Я не у себя на похоронах!» — говорил он на пароходе. Он считал эту поездку каникулярным развлечением. Заглянуть за перевал, понюхать чем пахнет — и домой!
Дядюшка, Робб и Хол сидели на песке, дожидаясь, когда выгрузят их багаж, а Кит пошел вдоль берега к старой фактории. Он не задирал носа, хотя подметил, что в этом повинны были многие, имеющие револьвер. Рослый шестифутовый индеец прошел мимо Кита, неся необыкновенных размеров тюк. Кит последовал за индейцем, восхищенный его великолепными икрами, грацией и легкостью его движений. Индеец сбросил кладь на весы у дверей фактории, и Кит присоединился к толпе золотоискателей, одобрительно глазевших на силача; оказалось, что кладь весила сто двадцать фунтов; эта цифра благоговейно передавалась из уст в уста. Кит решил, что ему не поднять такую тяжесть, а уж не снести и подавно.
