— Я больше не люблю, — вдруг произношу я.
Она смотрит вопросительно.
— Не люблю читать книги, — говорю я.
— Наверняка полюбишь снова. А если и нет, это не так уж важно.
— А если все-таки важно?
— Что ты имеешь в виду?
— Что, если я больше не та девочка, которая зашла к вам тогда на кухню?
— А-а, — отвечает она. — Понимаю.
Щелкает обогреватель; нас обдает горячим воздухом. Ана задумчиво откидывается на спинку дивана, но руку мою не отпускает.
Я все усложняю. А ведь я просто хочу сказать «да».
— Мейбл все нам рассказала. О том, что между вами было. И о Дедуле и его смерти. И о том, что ты обнаружила после его исчезновения.
Слезы заволакивают ее глаза и катятся по щекам, но она этого словно не замечает.
— Несчастье, — говорит она. — Огромное горе.
Потом замолкает и, убедившись, что я на нее смотрю, добавляет:
— Предательство. — Пристальный взгляд. — Верно?
Они ждали меня в полицейском участке, а я смылась через служебный выход.
Ни разу им не перезвонила. Вынудила Мейбл приехать ко мне, найти меня, а затем вынудила их всех.
— Простите, — выдавливаю я.
— Нет, ты что! — отвечает она таким тоном, словно я попросилась пойти на школьную дискотеку в одном нижнем белье. — Ты нас не предавала. Это тебя предали.
— А-а…
— Все это меняет человека. Невозможно пережить такое и не измениться. Но ты помнишь его? Голубя у нас на кухне?
— Конечно, — отвечаю я. Я помню его красивую голову. Помню медные крылья.
— Ты осталась собой, — говорит Ана. — И я все еще хочу стать твоей мамой. Ты уже давно одна — гораздо дольше, чем думаешь. Он старался изо всех сил, в этом я не сомневаюсь. И любил тебя — конечно, любил. Но с того самого вечера, когда ты позвонила нам с Хавьером и попросила о помощи, мы все ждали момента признаться, что хотим стать с тобой одной семьей. Мы хотели сказать это еще утром в участке, но ты не была к этому готова.
Ана вытирает мои слезы, но я плачу только сильнее.
— Скажи «да», — просит она.
Она прижимается губами к моей щеке, и меня переполняют чувства, а в груди что-то щемит.
— Скажи «да».
Она убирает прядь моих волос за ухо, подальше от мокрого лица. Я рыдаю и не могу остановиться. Это гораздо больше, чем просто табличка с именем на двери.
Гораздо больше, чем стакан воды из-под кухонного крана.
Она обнимает меня, и я становлюсь совсем маленькой. Я и не догадывалась, что могу быть такой. Я кладу голову ей на плечо, утыкаюсь ей в шею — и у меня перехватывает дыхание, потому что я вдруг кое-что вспоминаю.
