— Давайте перейдем к следующему вопросу, — встрял другой полицейский. — Ты не знаешь, страдает ли твой дедушка от каких-либо психических заболеваний?
Я рассмеялась.
— Вы же видели ту комнату.
— А были еще какие-то признаки?
— Он думал, что друзья подсыпают яд ему в виски, — сказала я. — Так что да.
Я физически не могла заговорить о письмах. Они остались там, и полицейские сами могли бы их прочитать, если бы захотели.
— Почему ты решила, что твой дедушка пропал?
Что значит «пропал»? Что значит «решила»? Я думала только о струящейся зеленой ткани платья. О вареных яйцах, к которым никто не притронулся. О тайной комнате и фотографиях. О чае, кофе и сигаретах. О заправленной постели. О паре тапочек. О тишине. О тысяче его секретов.
— Думаю, у него рак, — сказала я. — Я видела кровь на его платках.
— Рак, — повторил полицейский и записал себе.
Я заглянула к нему в блокнот. Он записывал все, что я говорила, будто в моих ответах был хоть какой-то смысл, будто они могли помочь отыскать правду.
— Кровь на платках, — сказала я. — Вы это тоже запишете?
— Конечно, милая, — ответил полицейский и аккуратно вывел эти слова.
— У нас есть пара свидетелей, которые видели, как пожилой мужчина заходит в воду на Оушен-Бич, — произнес другой — и, наверно, я это уже и так знала. Океан, должно быть, с легкостью подхватил его и унес прочь. Я это уже и так знала, но в ту секунду все во мне окаменело, будто это я умерла. — Наша поисковая бригада уже там, пытается его найти. Но если на пляже был все-таки он, то с его исчезновения прошло уже восемь часов.
— Восемь часов? Который час?
Единственное окно кабинета выходило в коридор. Снаружи, наверно, было уже светло.
— В приемной тебя ждут двое людей. Мистер и миссис Валенсуэла.
Я представила, как вода проглатывает Дедулю. Ему, наверно, было очень холодно. Никакого гидрокостюма. Только тоненькая футболка и голые руки. Пергаментная кожа, синяки и царапины.
— Я очень устала, — сказала я.
— Уверен, они отвезут тебя домой.
Я хотела никогда больше его не видеть. И теперь не увижу. И все же — как я могу зайти в наш дом, если Дедули там теперь уже нет? Меня охватило чувство глухой черной безысходности.
— Лучше я поеду на такси, — ответила я хрипло.
— Кажется, они очень о тебе беспокоятся. Они уже давно там сидят…
Наверно, ему было холодно.
Наверно, он плакал.
— Мы вызовем тебе такси, милая, если ты так хочешь.
