— Кто вы вообще такой?
— Я Фред.
— Впервые слышу.
Я отвернулась к океану и стала смотреть, как на берег обрушиваются волны.
Чем дольше я в них вглядывалась, тем громче они шумели, тем ближе накатывали. Когда волна коснулась носков моей обуви, я встала.
Я осталась одна, как и хотела, но на душе было прескверно.
Мне чего-то не хватало.
Ана, подумала я. Нет, это глупо. Ана — не моя.
Мне нужны были тепло, музыка и запах домашней выпечки.
Передо мной расступались машины; последние лучи света дожидались, пока я отворю входную дверь и поднимусь наверх.
— Дедуль! — закричала я. — Мне нужен пирог! Срочно!
Но ни в гостиной, ни в столовой его не оказалось. В кухне тоже никого: на плите и в духовке пусто.
— Дедуль?
Я замерла, вслушиваясь в тишину. Тихо.
Наверно, он не дома, — подумала я, но все же дошла до двери его кабинета.
И тут я его увидела.
Трудно было поверить, что он все-таки здесь, у себя за столом. Дымящаяся сигарета в хрустальной пепельнице, ручка в руке, невидящий взгляд в пустоту.
— Дедуль?
— Не вовремя.
Даже голос его звучал иначе.
— Прости, — сказала я, попятившись.
Потом пошла и уселась на красный диванчик. Я хотела выслушать лекцию — о чем угодно. О правильных названиях кофеен. О двуличности монашек. О различии плотской и платонической любви.
Я хотела сидеть с ним за одним столом и случайно сталкиваться коленями. Хотела, чтобы он рассказал мне о маме.
Наступила ночь, а он так и не вышел из комнаты. Не приготовил ужин. А я сидела на диванчике совершенно неподвижно, пока у меня не затекла спина и не занемели ступни. Пришлось встать, чтобы разогнать кровь. В конце концов я умылась и отправилась в свою комнату в той части дома, где, кроме меня никто никогда не бывал.
— Марин, — зовет она. — Пожалуйста, поговори со мной.
Кажется, я надолго замолчала и даже не заметила.
— Я скучаю по нему, — шепчу я.
Не ожидала, что скажу именно это. Оно само вырвалось. Я даже не знаю, правда ли это. Иногда я по нему скучаю, а иногда — нет.
Мейбл придвигается поближе.
— Знаю, — говорит она. — Знаю. Но ты пытаешься мне что-то сказать. И я хочу послушать.
Ее коленка почти касается моей. Она больше не боится близости. Теперь мы знаем, что можем обниматься всю ночь без каких-либо последствий. Я любила ее, но былое уже не вернуть. Ни костра на пляже. Ни поцелуев. Ни жарких ласк. Ни пальцев в волосах. Но, может быть, я могу вернуть другое — те времена, когда все было проще, когда мы с Мейбл были просто лучшими подружками и дедушка был вполне себе
