Вытянув руку, чтобы поймать попутку, она долго стояла под дождем, мокла и чувствовала себя настолько несчастной, что просто не хватало слов. Но вот наконец останавливается такси; сев в машину, женщина называет верный адрес и прикрывает глаза.
– Дай мне еще пожить, – предпринимает она последнюю отчаянную попытку. – Забудь ты про свой рассказ. Просто дай мне пожить.
– Ты цепляешься за иллюзию того, что ты на самом деле существуешь, – отвечаю я. – А на самом деле ты состоишь из слов, расплывчатых образов и пары примитивных мыслей – и все они принадлежат не тебе. Тебе только кажется, что ты страдаешь. Но в действительности нет тут никакого страдальца! Никого нет!
– Надо же, как хитро придумано. Засунь свои уловки себе в задницу!
На мгновение я утратил дар речи. Понятия не имею, откуда она набралась таких слов. Ей это не идет, это портит весь стиль, это роняет достоинство моей прозы – Розалия, возьми себя в руки!
– Мне больно. Я не хочу. Тебе это все тоже предстоит – тогда и тебе кто-нибудь скажет, что тебя на самом деле не существует.
– Розалия, в этом вся суть. Я существую.
– Да неужели?
– У меня есть личностные качества, есть чувства, душа, пусть и не бессмертная, но зато самая настоящая. Чего ты смеешься?
Водитель оборачивается, пожимает плечами: у пожилых людей часто бывают заскоки. По стеклу снуют туда-сюда дворники, из луж брызжет дождевая вода, люди выглядывают из-под зонтиков. «Мой последний путь», – проносится в голове у Розалии, и именно оттого, что все так и есть, мысль эта кажется ей пафосной и неискренней. «Неважно, как была прожита жизнь, – думает она, – в конце неизменно ждет разочарование». Проходит минута за минутой, остается только ждать. Впереди у нее еще около двадцати минут, а в каждой – множество секунд; часы отмерят еще тысячи ударов, и конец пока не кажется реальным.
– Мы прибыли! – сообщает водитель.
– Как, уже?
Он кивает. Она вдруг понимает, что не успела поменять деньги и у нее нет с собой франков.
– Пожалуйста, подождите немного. Я скоро вернусь.
Она выходит из автомобиля. У нее в голове не укладывается, что последним ее поступком на этом свете станет уклонение от уплаты таксисту. Но ведь жизнь – до того непредсказуемая, грязная штука, а теперь на ней и ответственности-то никакой. Вот домофон, вот кнопки звонков, вот она, табличка с названием ассоциации – как будто оно может означать что-то еще, кроме смерти. Она звонит, и дверь тут же с жужжанием поддается.
