— Оно, конечно, нехорошо, но и ты, мать, не больно на нее нападай.
— Так это не все, не конец! — еще горячее подхватилась Евдокия Матвеевна. — «Не переживайте, — говорит, — особенно, маманя, все одно нам всем корне… нет, контербуция!»
— Чего-чего? — Субботин строго посмотрел на жену.
— Контербуция, — повторила она.
— Ну-ка, зови ее сюда!
Евдокия Матвеевна проворно вскочила с кровати и засеменила из комнаты. Субботин поднялся, накинул халат. Прошелся, прислушиваясь к еле слышному шлепанью ног, неразборчивому бормотанью.
«Прав отец Сергий, — думал Дементий Ильич, — большое испытание выпало нам на долю. Главное сейчас — выстоять, вцепиться в землю ногтями, зубами, но выстоять, не поддаться сомнению и отчаянию. Опоры в доме нет, не на кого положиться. Эх, Илья, Илья…»
Мать и дочь вошли в сумрачную комнату. Дочь выше матери, крепкая, черноволосая, с крутыми бровями, больше похожа на отца. С годами сходство — и внешнее и внутреннее — проявлялось все выразительнее.
— Рассказывай, Лизавета!
— Чего рассказывать-то? — Лиза зевнула.
— Будто нечего, — поджала губы Евдокия Матвеевна.
— А уж вам, маманя, все не так, все не эдак!
— Хватит вам! — прикрикнул Субботин. — Я тебя спрашиваю, Лиза, о чем ты с матерью давеча разговаривала.
— Неужто до утра нельзя было подождать?! Я сказала мамане, что была у подружки, и все.
— Все ли? Ты мне слово скажи, от какого мать сама не своя.
— Контрибуция, что ли? Это Верка Сытько сказала.
— Та, что в Совете пристроилась? Ну-ка, расскажи все, о чем вы с ней ворковали. А наперед больше слушай, вникай во все да поменьше разговаривай. Поняла?
На лоскутке бумаги бледно-голубоватого цвета было написано: «В народную милицию. Сообщаю! На нашей фабрике некоторые несознательные, а если сказать прямо — контрреволюционные элементы агитируют не работать. У тех же, кто не поддается на злобную агитацию, ломаются станки и другое оборудование, и никто его не ремонтирует. Нам, рабочим, на такие дела смотреть больно, потому, как говорил товарищ Ленин, это наше теперь, то есть народное, достояние…»
— Вы что-нибудь поняли? — спросил начальник милиции Сергей Прохорович Прохоровский у своего заместителя Кузнецова.
— Что ж тут понимать? Фабрикант Лузгин дезорганизует производство. Саботаж, одним словом.
— Это мне растолковывать не надо. Я имею в виду другое: может быть, автор вводит нас в заблуждение?
— Это нетрудно проверить, — сказал Кузнецов. — Мне бы хотелось предостеречь вас от излишней подозрительности: нам работать с народом и для народа, а это пишет рабочий человек…
