Мне казалось, что для лечения Марты нужно использовать разные способы. Так как ее мытье рук стало уже автоматическим и она потеряла контроль над ним, мы решили, что она на некоторое время ляжет в клинику, где мы могли бы контролировать ее и помочь ей управлять своими омовениями. Всякий раз до и после мытья она должна была сообщать об этом сестрам. Это всякий раз фиксировалось; мы получили картину ее омовений, что для Марты было своеобразным зеркалом, обратной связью, через которую она могла осознать свои действия. Кроме того, всякий раз, когда Марта говорила сестрам о своем намерении мыться, она могла поделиться с ними своей тревогой и рассказать о стимулах, толкавших ее под душ. Теперь всякий раз перед тем, как пойти в ванную, Марта попадала в ситуацию выбора — своего выбора, и сестры старались подкреплять в ней решимость отложить омовение на потом. Через некоторое время мы условились, что Марта будет мыться не больше пяти минут.
Кроме того, мы трижды в неделю занимались освобождением эмоций и дважды в неделю — терапией, похожей на клиент-центрированную, во время которой она делилась своими чувствами. Еще раз в две недели я встречался с ее семьей, чтобы помочь им разрядить их злость и негодование по отношению к Марте, скопившиеся за последние годы. Оказалось, что четверо из детей не хотят, чтобы она возвращалась домой. Однако через какое-то время старшие дети вспомнили атмосферу радости, которая была у них в семье до того, как заболела Марта.
Была еще эдипова сцена: Марта воображала, как отбивает у собственной матери отца и занимается с ним сексом; представляла себе, как сходит с ума, ходит голая вокруг дома и многое другое. Одной из последних сцен было заключение Марты в психушку в особую палату, на двери которой было написано: «Безнадежный случай. Всякие посещения запрещены». После этого я попросил Марту принести из дома грязное нижнее белье, и она дотрагивалась до него с закрытыми глазами.
Марта пробыла в клинике шесть недель. За это время ей стало значительно лучше. Особое улучшение произошло после того, как, проигрывая сцену драки с отцом на кухне, неожиданно Марта опрокинула стол и начала ругаться, кричать, плакать, биться в конвульсиях. Это продолжалось около двадцати минут, за которые Марта выразила свою тоску и тревогу так полно, насколько это вообще возможно. После этого она могла поднять с пола клубок шерсти и даже выпить воды из одного стакана с хиппи, тогда как раньше она не могла и секунды вытерпеть такого типа рядом с собой.
