Знание-сила, 1997 № 09 (843) | страница 19
Моя версия: в силу чрезвычайной неопределенности, многозначности как самой системы, так и действующего в ней человека. Для того чтобы каждый день решать любую практическую проблему, у нас нужно быть, я бы сказал, художником в сфере социальных связей. Плутовство, византийство — в невнятной смысловой среде — это сфера настоящего искусства. Да и сама система лишится необходимого автоматизма, энергетики естественного действия, если наблюдателям удастся ее полноценно зафиксировать, исчислить, наделить функционально и научно обоснованными технологиями. Табуированность — ее зашита от распада.
Большое самоутешение сегодня — обличать существующий порядок в рамках имеющихся представлении о коррупции, мафиозных отношениях, номенклатуре, национальной неопрятности или лени. Вместо того чтобы самым внимательным образом — и по мере сил безоценочно — изучать реальные механизмы действия такой сложной, такой творческой, так слаженно работающей системы.
Гюнтер Юккер. «Гвоздь»
Есть два варианта оценки происходящего: общественно-экономическая система таким образом саморазрушается или — напротив — выживает. Я интуитивно думаю, что выживает. Приспосабливает национальную ментальность к изменившемуся укладу жизни.
В одной из недавних телепередач режиссер Павел Лунгин рассказывал о том, как едят в Париже. Хорошо, много, с удовольствием, с колоссальным вниманием к процессу. Но вот беда — нет необходимого присутствия голода в их гурманстве. Не то что в России, где обжорство всегда появляется в присутствии голода, а голод — в присутствии обжорства. У Европы нет этих внутренних антиподов. Европа обречена. А вот Россия — нет. Потому что антипод всегда закодирован под кожей любого российского человека, сокрыт в каждом действии.
Может быть, время таких алогичных, таких противоречивых и двойственных, таких неудобных и фантомных цивилизаций еще не пришло. «В Москве, говорит Лунгин,— мне не нравится жить, но она, в отличие от Парижа, не загнивает». •
От редакции
И все-таки, нам кажется, что по крайней мере один вопрос остался без ответа: почему так насаждается безнадёга? Ведь прежде, в советские времена, у наших партийных сусловых хватало ума убеждать народ, что он живет хорошо, хотя не было ни одного человека, который бы с этим согласился.
Осмелимся на гипотезу.
Может быть, это один из вопросов, на которые мы не можем, не должны пока отвечать. Возможно, он свидетельствует, что система еще не устроилась окончательно, не успокоилась. Но в каком варианте она успокоится? Скажем, совершенно не исключено, что катастрофизм будет длиться до тех пор, пока мы не потеряем западнические ориентиры. Один вариант.
