Наконец, вошёл чернокожий садовник с большим букетом белых и красных роз, и по гостиной поплыл сладостный аромат. Доктор поспешно принял букет и стал горячо благодарить хозяев, потом раскланялся и вышел, провожаемый слугой.
Когда дверь за доктором Леггом закрылась, миссис Аэртон швырнула веер на столик, повернулась к мужу и воскликнула с сердцем:
– Ах, как же я вас ненавижу!
****
Доктор Легг и Платон поспешили с букетом к таверне. Они успели вовремя – к последней песне. Раздались аплодисменты, и в этом шуме и грохоте сдвигаемых стульев капитан подошёл к Норме Джин с розами. Она посмотрела на него прозрачными русалочьими глазами, взяла цветы и сказала:
– Я живу в «Золотой короне» в пятнадцатом номере. Жду вас у себя через полчаса.
Капитан вернулся за столик к доктору и сквайру и сообщил, что он сейчас уйдёт и вернётся ли ночевать – не знает. Джентльмены многозначительно заулыбались.
Певица ждала капитана, стоя у своей двери в полумраке коридора. За её спиной из комнаты лился золотистый свет от нескольких свечей, горящих в канделябре. Капитан видел только её силуэт: в следующий миг она спиной прислонилась к проёму и склонила голову. Капитан подходил и перебирал в уме слова, которые хотел бы сказать ей, но слова были немы, затасканы и стёрты. Не в силах произнести ничего, не в силах даже разжать зубов, капитан наклонился к руке Нормы и прижался к ней губами и лицом. Потом она взяла его за руку, и они шагнули в номер. Здесь пахло розами.
Норма крепко прижала ладони к груди капитана, и тут же села на диванчик, откинулась на спинку и посмотрела на него. В её глазах почему-то была мольба и невыплаканные слёзы. Потом она сказала тихо:
– Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Ты стоял ко мне задом. Там, перед конторкой.
– О! – удивился капитан и поднял брови. – Это была ты.
– Ты стоял ко мне задом, – повторила она, словно не слушая его, и добавила: – У тебя божественный зад.
– Глупышка, – ответил капитан, смутившись. – У бога нет зада.
Она первый раз за всё время улыбнулась. Улыбка вышла скомканная, недоконченная, потом она сказала:
– А у тебя есть. И он божественный. Я поняла это сразу, и с тех пор меня словно ослепляет весенний ливень. Струи хлещут в лицо… Я не могу дышать. Я вот-вот умру или покроюсь цветами.
Капитан смотрел на неё из-под ресниц совершенно хмельным взглядом: она была откровенна, говорила, не стесняясь, то, что думала, что чувствовала. Капитан показался себе рядом с нею сухим, грубым и жалким. Он нагнулся, притянул её к себе, чувствуя лёгкое головокружение сродни дурману опьянения, и тут же понял, что боится её раздавить. Она была хрупка, как китайская фарфоровая статуэтка – он видел такие ещё мальчишкой.
