После восстания чернокожих рабов в 1741 году в Нью-Йорке стало набирать силу аболиционистское движение, и в 1827 году рабство было окончательно отменено. Но и в 1850 году рабы Нью-Йорка всё ещё трудились на своих хозяев: даже в годы Гражданской войны город оставался главным коммерческим портом для рабовладельческого Юга – «Чёрным портом».
А сейчас капитан Мюр, как гостеприимный хозяин, рассказывал своим пассажирам о славном городе Йорке, к которому подходил «Нептун»:
– Вон на юго-западе – остров Статен, мы его почти прошли… А сам Йорк лежит на острове Манхэттен… Его купил у индейцев буквально за связку бус голландский колонист Петер Минёйт. Сейчас это считают большой прозорливостью, а я так скажу – обмишулили дикарей, а те уши-то и развесили… Клянусь овсяной лепёшкой! Делавары, которые тогда тут жили, называли свой остров «манна-хатта» – «холмистый остров». Остров узкий и длинный, что твой корабль, с левого борта его омывает река Гудзон, а с правого – река Ист-Ривер. А вокруг Манхэттена – фермы, махонькие посёлки и появился даже на Лонг-Айленде ещё один городишко – Бруклэнд, аккурат на месте голландской деревни Брейкелен. А что? Дистанции тут огромные, и люди охотно бросают якорь.
Войдя в реку Гудзон, джентльмены увидели дымные костры на западном берегу.
– Это индейские костры вокруг вигвамов на побережье Нью-Джерси, – сказал капитан Мюр. – А вигвамы их лепятся поближе к берегу. Хоть у краснокожих и есть множество потаённых троп в лесу, а всё одно, по большей части они передвигаются по воде, на пирогах или, по-другому, на каноэ. И эти лодки, выдолбленные из цельного ствола дерева или сделанные из каркаса и берёзовой коры, бывает, вмещают в себя до дюжины смельчаков. И несутся они себе в бурных речных стремнинах – даром, что вода пресная. Ну, пойдёмте собираться, я с вами вместе ошвартуюсь сегодня на берегу.
И капитан Мюр привёл джентльменов в гостиницу «Золотая корона».
****
Капитан стоял перед конторкой гостиницы и ждал хозяина, которого всё не было.
Перед глазами капитана, на стене, висели плохонькие картинки – это неизбежное украшение постоялых дворов всего мира, эта неизъяснимая услада для глаз любого скучающего путешественника, желающего хоть как-то скоротать время. На здешних картинках, наивных и дурно сделанных, были изображены скачки с препятствиями, и капитан подумал, что их гостиницу содержал англичанин.
От нечего делать он облокотился на конторку всем телом, лёг на неё локтями и грудью, постоял там некоторое время в задумчивости, потом почесал правое ухо, зевнул и непонятно почему обернулся. К своему удивлению капитан заметил, как резко за его спиной запахнулась дверь, ведущая куда-то в глубину дома. Дверь запахнулась, но не до конца – осталась небольшая тёмная щель, из которой на него смотрели чьи-то глаза. И капитан почему-то сразу решил, что за этой дверью, в темноте, стоит женщина, и что она молода и хороша собой.
