В парфорсной охоте лорда Бриффилда было всё – и быстрые конные скачки с препятствиями, и неутомимые изящные гончие, летящие по снежному полю, как выпущенные из луков стрелы. А стая лорда Бриффилда насчитывала около семидесяти собак. Вы сами можете представить себе, какое это было великолепное зрелище.
Доктор Легг и Томас потом всё подробно рассказали капитану и Сильвии, которые, как на грех, отстали от всех остальных охотников в самом начале, сразу после того, как все только-только осушили традиционную чарку виски с имбирным элем. Лошадь Сильвии неожиданно понесла – капитан поскакал за девушкой, и молодые люди какое-то время блуждали по зимнему лесу.
И только вам, дорогой читатель, можно рассказать по секрету, что в этом зимнем лесу капитан и Сильвия целовались под каждым деревом, на котором вверху, среди голых ветвей, круглой шапкой росла вечнозелёная омела… Ну, разве они виноваты, что лес был большой, и что таких деревьев было в том лесу – и не сосчитать.
****
Новый год наши герои остались встречать в поместье лорда Бриффилда.
Дом Бриффилда был огромный, старинный, тёмный, средневековый. Один только камень его заметённого теперь снегом двора, истоптанный, затёртый ногами многих поколений людей, по нему ходивших, выглядел старым и мудрым, как философский фолиант. Так и представлялось, что круглые высокие башни по углам замка возводились ещё для астрологов, и что сейчас там непременно бродят привидения, а загадочные ниши, полускрытые в цоколе, казались замурованными пыточными камерами. Но штат слуг был большой и хорошо вышколенный, а весело трещавший огонь в каминах гостевых комнат удивительным образом поднимал упавшее, было, настроение.
Наступал 1739 год этого поистине галантного ХVIII века. И слово «галантный» – наиболее употребляемое слово в это время. Оно характеризовало, прежде всего, отношения между мужчиной и женщиной из аристократической среды, и означало не только изысканную вежливость и чрезвычайную обходительность с дамой, но и преклонение перед её красотой. Другим же излюбленным словом эпохи было слово «игра».
Все в эпоху рококо словно бы не жили, а непрерывно играли, стремясь избежать скуки будней, уйти от реальности, спрятаться от обыденности: играли во флирт, часто не переходящий рамок приличия, играли в «язык» вееров, «язык» цветов, «язык» мушек на лице. Отсюда страсть к маскарадам и умопомрачительным переодеваниям и в жизни, и на театральной сцене, когда женщина облачалась в мужчину, мужчина – в женщину, слуга – в господина, а госпожа – в служанку.
