. Он сказал мне, — «А вот теперь фантазируй!
(Пауза). А вот теперь фантазируй, и все твои фантазии станут реальностью!»
(Пауза). Понимаешь ты, Павлуша, что это значит для меня?!
(Пауза). Все!
(Пауза). Любая фантазия!
(Пауза). «Любая фантазия из тех, что приходит тебе в голову, когда ты одна, когда ты и не хочешь, чтобы они приходили тебе в голову! Особенно когда ты не хочешь, чтобы они приходили к тебе в голову!»
(Пауза). Сказал так! «И выйти из этой комнаты нельзя», — сказал.
(Пауза). «И ты не выйдешь из этой комнаты», — сказал он, — «Пока все — все не исполнится.» Сказал.
(Пауза). «И пока двери не откроются сами.
(Пауза). Вспомни все! — сказал, — И всех, кто был там, в твоих фантазиях! И ты встретишься с ними! Сейчас!
(Пауза). Безотлагательно!
(Пауза). Ты не готова к этому, тем лучше!»
(Пауза). Он сказал это так, что я услышала его.
(Переходит на шепот). И все, все, Павлуша, случилось так, как он сказал!
Павлуша. Нет!
Тенина. И фантазии явились. Это было так громко, так громко, никогда я не слышала таких громких звуков. Я думала, что у меня ушами хлынет кровь! Кровь должна была хлынуть, но ее все не было.
Павлуша. Нет!
Тенина. Я видела все. Мне хотелось закрыть глаза, но чьи — то руки, чьи — то влажные холодные пальцы держали мои веки, и веки дрожали, и это была боль, ни в какое сравнение не идущая с той болью, что я испытывала во всем теле!
Павлуша. Нет!
Тенина. И дыхание. Горячее дыхание. Как будто ко мне подносили газовые горелки. Я так думаю, что это и были газовые горелки. И по телу моему путешествовали голубоватые язычки пламени, оставляя за собой красные следы, багровые следы, и запах, запах, запах, как будто жарят рыбу. Почему рыбу? Но это был именно тот запах! «Не порви мне ремень, — шептал он где — то очень близко, — Смотри, не порви мне ремень, это память об армии, память об эскадрильи! Смотри, не порви мне ремень, животное!» Кто знает, наверное, в тот момент я и вправду была похожа на животное? Да, я была животным в тот момент.
Павлуша. Нет!
Тенина. Но потом кровь все же хлынула. Все стало покрываться кровью, от этого даже в комнате, как будто сделалось светлее. Не просто светлее, комната наполнилась ярким светом, как будто кто — то направил в окно прожектор. Вот именно, как будто прожектор, столько было крови. И тогда твой дядя, Павел Анисимович закричал. Он кричал громче всех. Он кричал от радости. Я никогда не видела человека, который бы так радовался виду крови. Он вытирал свои руки о трикотажные свои кальсоны и кричал. Твой дядя, Павел Анисимович.
