Наконец мы добрались до квартиры Люкиных. Аглая и Дудкин взглянули на кнопку звонка, но никто из них не подошел к ней. Дудкин вынул скомканный платок и принялся вытирать им лицо и светлые вихры на темени. Покончив с этим, он снова взглянул на кнопку и стал откусывать заусеницу на большом пальце. Аглая его не торопила.
- Противный мальчишка! Ну и наподдам я ему сейчас! - послышался сердитый голос.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина, похожая на испанку, в красном шелковом плаще. Она застыла в красивой позе, положив левую руку на бедро, а правой держась за дверь чуть повыше головы.
- Что это еще у тебя? А ну-ка сними!
Композитор не шевельнулся.
- Я кому говорю? Сними сию минуту!
- Оно не снимается, - чуть слышно сказал Антон.
- Это гипс… Он… он прилип… - пролепетала Аглая.
Гошина мама оглядела нас большими глазами и бросилась в переднюю.
- Аркадий! Аркадий! Иди сюда! - крикнула она.
Появился папа композитора, очень высокий и толстый. Над ушами у него курчавились волосы, а на темени поблескивала лысина. Брови у него были такие же густые, как у Гоши. Он мне понравился гораздо больше, чем мама. Он вышел вместе с ней на площадку, посмотрел на Гошу и сказал только одно слово:
- Любопытно!
Мама гневно зыркнула на него глазами, но промолчала.
- Он не отлипает, этот гипс… - снова залопотала Аглая и повернулась к маме: - Мы хотели маску сделать… чтобы вам… ко дню рождения…
- А как он дышит? - спросил папа.
- Вот… трубочки, - показал Антон.
Папа нагнулся, посмотрел на трубочки и, взяв своего сына за плечи, повел его в квартиру.
- Заходите, пожалуйста, - сказал он нам.
В комнате Аглая с Дудкиным невнятно объяснили ему, что у Гоши прилипли волосы на лбу и возле ушей, что брови тоже, может быть, прилипли… Папа сел на стул и, поставив Гошу между колен, слегка подергал маску.
- Неплохо тебя упаковали!
- Тебе все шуточки! - сказала Гошина мама.
Скрестив руки на груди, она сидела на краешке письменного стола. Папа встал, вынул из ящика стола лезвие от безопасной бритвы и снова вернулся к Гоше.
- Теперь не вертись, а то порежу. - Осторожно сунув лезвие под край формы, он стал подрезать прилипшие к ней волосы.
- Я не могу на это смотреть, - сказала мама и ушла из комнаты.
Минут пять папа занимался своей работой. Наконец он вынул лезвие и передал Дудкину.
- Ну, а брови, наверное, пострадают. Держись! - Он дернул за форму, и та осталась у него в руках. В ней темнели волосы из Гошиных бровей, но их было немного.
