«Архимед» Вовки Грушина | страница 66



- Небось даже плакать не может, - прошептала Аглая.

- Как в могиле, - кивнул Дудкин.

Зазвонил телефон.

- Лешк, подойди, - сказал Антон, не спуская глаз с композитора.

Я взял трубку. В ней послышался женский голос:

- Это квартира Дудкиных?

- Да.

- Гога Люкин у вас?

- У нас, - машинально ответил я.

- Скажите, чтобы он немедленно шел домой! - раздраженно заговорила женщина. - Я его по всему дому ищу. Скажите, что, если он через минуту не вернется, я сама за ним приду и ему уши надеру.

Когда я передал ребятам этот разговор, Дудкин чуть не заплакал от злости.

- У тебя в голове мозги или что? Не мог сказать, что его у нас нет!

- Недоразвитый какой-то! - прошипела Аглая.

Сеня поднялся с дивана. Он сделался вдруг каким-то очень спокойным.

- Так, значит… Где у вас руки вымыть? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сам направился в ванную.

Там он стал перед умывальником, а мы - за его спиной.

- Сень… Как же теперь? - спросила Аглая.

- Что - как? - буркнул тот и открыл кран.

- Как же с Гошей-то?

- К родителям его отведете, и все. Тут без взрослых не обойдешься.

Несколько минут мы оторопело молчали.

- Сеня, а ты? - спросил наконец Дудкин.

- Мне в кино пора. Меня Боря ждет.

И снова наступило молчание. Руководитель скреб ладони под струей, а Дудкин и Аглая смотрели на его короткую шею, на толстые уши. И шея и уши были сейчас красные.

Потом Сеня быстро вытер руки полотенцем, потом он бочком, отвернувшись к стене, выбрался в переднюю… Там, стоя лицом к вешалке, он принялся надевать плащ. Он делал вид, будто совсем не торопится, но долго не мог попасть рукой в рукав.

- Значит… пока! - буркнул он, шмыгнул к двери, мгновенно открыл ее и затарахтел подметками по лестнице.

Только тут Аглая перестала молчать. Она выскочила на площадку.

- Трус паршивый! - крикнула она плачущим голосом и затопала правой ногой. - Трус паршивый! Трус паршивый! Трус паршивый!

Дудкин молча втащил ее за локоть в переднюю.

- Хватит тебе! - сказал он сердито. - Давай жребий тянуть.

- Какой еще жребий? - всхлипнула Аглая.

- Ну кто его домой поведет… Уж лучше пусть кто-нибудь один страдает, чем сразу все.

Но Аглая замотала головой и закричала, что не надо никакого жребия, что она скорей умрет, чем одна поведет Гошу к родителям.

Решили вести его все вместе.

Наше счастье, что дождь усилился и во дворе никого не было, когда мы вели Гошу к подъезду. Собственно, вели его Аглая с Дудкиным, а я шел сзади. В своем зеленом дождевике до пят композитор семенил мелкими-мелкими шажками. От этого казалось, что он не идет, а будто плывет, совсем как танцовщица из ансамбля «Березка». Капюшон был натянут ему на голову, вместо лица белела гипсовая блямба. Гоша поддерживал ее ладонями, чтобы она не тянула за волосы, а его, в свою очередь, держали под руки Дудкин и Аглая. Они тоже семенили, чтобы идти в ногу с композитором.