- Небось даже плакать не может, - прошептала Аглая.
- Как в могиле, - кивнул Дудкин.
Зазвонил телефон.
- Лешк, подойди, - сказал Антон, не спуская глаз с композитора.
Я взял трубку. В ней послышался женский голос:
- Это квартира Дудкиных?
- Да.
- Гога Люкин у вас?
- У нас, - машинально ответил я.
- Скажите, чтобы он немедленно шел домой! - раздраженно заговорила женщина. - Я его по всему дому ищу. Скажите, что, если он через минуту не вернется, я сама за ним приду и ему уши надеру.
Когда я передал ребятам этот разговор, Дудкин чуть не заплакал от злости.
- У тебя в голове мозги или что? Не мог сказать, что его у нас нет!
- Недоразвитый какой-то! - прошипела Аглая.
Сеня поднялся с дивана. Он сделался вдруг каким-то очень спокойным.
- Так, значит… Где у вас руки вымыть? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сам направился в ванную.
Там он стал перед умывальником, а мы - за его спиной.
- Сень… Как же теперь? - спросила Аглая.
- Что - как? - буркнул тот и открыл кран.
- Как же с Гошей-то?
- К родителям его отведете, и все. Тут без взрослых не обойдешься.
Несколько минут мы оторопело молчали.
- Сеня, а ты? - спросил наконец Дудкин.
- Мне в кино пора. Меня Боря ждет.
И снова наступило молчание. Руководитель скреб ладони под струей, а Дудкин и Аглая смотрели на его короткую шею, на толстые уши. И шея и уши были сейчас красные.
Потом Сеня быстро вытер руки полотенцем, потом он бочком, отвернувшись к стене, выбрался в переднюю… Там, стоя лицом к вешалке, он принялся надевать плащ. Он делал вид, будто совсем не торопится, но долго не мог попасть рукой в рукав.
- Значит… пока! - буркнул он, шмыгнул к двери, мгновенно открыл ее и затарахтел подметками по лестнице.
Только тут Аглая перестала молчать. Она выскочила на площадку.
- Трус паршивый! - крикнула она плачущим голосом и затопала правой ногой. - Трус паршивый! Трус паршивый! Трус паршивый!
Дудкин молча втащил ее за локоть в переднюю.
- Хватит тебе! - сказал он сердито. - Давай жребий тянуть.
- Какой еще жребий? - всхлипнула Аглая.
- Ну кто его домой поведет… Уж лучше пусть кто-нибудь один страдает, чем сразу все.
Но Аглая замотала головой и закричала, что не надо никакого жребия, что она скорей умрет, чем одна поведет Гошу к родителям.
Решили вести его все вместе.
Наше счастье, что дождь усилился и во дворе никого не было, когда мы вели Гошу к подъезду. Собственно, вели его Аглая с Дудкиным, а я шел сзади. В своем зеленом дождевике до пят композитор семенил мелкими-мелкими шажками. От этого казалось, что он не идет, а будто плывет, совсем как танцовщица из ансамбля «Березка». Капюшон был натянут ему на голову, вместо лица белела гипсовая блямба. Гоша поддерживал ее ладонями, чтобы она не тянула за волосы, а его, в свою очередь, держали под руки Дудкин и Аглая. Они тоже семенили, чтобы идти в ногу с композитором.
