Убийство — мой бизнес | страница 24
— Входи и выпьем.
Шейн поморщился, увидев, как Ланс Бейлис вошел в комнату: это более чем красноречиво поведало ему о том, что претерпел он за последние десять лет. Ланс вошел крадущейся походкой, бросая подозрительные взгляды на дверь, под кровать, на открытый стенной шкаф, на закрытую дверь в ванную. Он прошел до середины комнаты и оглянулся через плечо, когда Шейн затворил дверь в номер.
— Пожалуй, я бы выпил, — проговорил он.
Шейн прошел мимо него, взял стакан, из которого пила Кармела, и поставил на тумбочку рядом со своим, затем разлил остатки коньяка.
Когда он повернулся и протянул один стакан Лансу, тот бросил:
— Надеюсь, я не помешал.
— Ерунда, — добродушно буркнул Шейн.
— Я видел два стакана, — извиняющимся тоном заметил Ланс. — Ты не женат?
— Нет. А ты?
Ланс Бейлис покачал головой. Рука его чуть заметно задрожала, когда он взял свой стакан.
— За старые добрые времена, — сардонически выговорил он.
Шейн опустился в кресло, в котором сидела Кармела. Махнув рукой на другое кресло, он спросил:
— Что ты поделывал все эти годы?
— Ничего особенного. Шлялся по свету.
— Писал стихи?
— Куда там. — Ланс поставил стакан на колено и смотрел на него с таким видом, будто он вот-вот исчезнет.
— Слишком много времени занимала пропаганда третьего рейха? — намеренно жестко бросил Шейн.
Ланс облизнул губы. Он не поднял головы.
— Так ты и об этом знаешь?
— Мне говорила Кармела Таун.
При упоминании ее имени Ланс вздрогнул.
— Это был грязный бизнес, — спокойно ответил он. — Для меня ничего святого в те годы не было, я во всем разочаровался и стал циником. Война все расставила по своим местам. — Он наконец посмотрел в глаза Шейну. — Можешь мне поверить, — с силой выдавил он. — У меня глаза открылись, когда Гитлер вошел в Польшу.
— А после этого?
— В основном бегал от гестапо. Потом добрался до Мексики и написал там книгу пол другим именем.
— Что за книгу?
— «Диктаторы, которых я знал».
Шейн посмотрел на него с интересом:
— Но это книга военного корреспондента Дугласа Гершона.
— Она была подписана его именем, — сухо подтвердил Ланс. — Я знал, что так она будет лучше продаваться.
— Она вызвала противоречивые толки. Многие считали, что она профашистская.
— Это совершенно не так, — запротестовал Ланс. — Так считали, потому что в ней диктаторы представлены как человеческие существа. Они просто люди и потому тем более достойны осуждения. В Германии, черт возьми, эта книга была запрещена, как и в других оккупированных странах.