В ушах Эуи сначала гудел, а затем ревел бушующий огонь, который только ласкал его, не причиняя при этом никакого вреда.
Скорлупа стала медленно расплываться в невесомости, плавно отлетая от яйца и постепенно исчезая в пространстве. В руках Эуи остался младенец, крепко прижавшийся к нему, свернувшийся калачиком и мирно спящий с блаженной улыбкой. Голубое пламя стало постепенно исчезать, звуки тухнуть. Осталась только усталость долгого ожидания и радости обретения.
Эуи с изумлением разглядывал младенца, его улыбку, его розовую полупрозрачную кожу, маленький ряд бугорков на спине, сложенные в кулачки ручки и ластообразные ножки. В руках он держал часть себя и новую жизнь. От внезапного счастья его пошатывало, а в голове не рождалось ничего кроме:
— Малыш…мой малыш… малыш.
Немного придя в себя, Эуи стал оглядываться в поисках выдвинутой стены. Нашел, направился к трону, бережно прижимая к груди свою ношу. В своем блаженстве он и не заметил, как исходящий от его тела жар стал опалять лепестки и балдахин, а затем и просто сжигать все, к чему он прикасался! Очень быстро все съеживалось и обугливалось.
Когда до Эуи дошло, что происходит, он вскочил с малышом на руках, оглядывая, свое транспортное средство, но смотреть было почти не на что. Трон выглядел как обуглившаяся головешка.
На Эуи как будто вылили ушат воды.
Что делать теперь? Как выбраться? Малыш — беспомощный и голодный. Сколько еще времени есть у Эуи для того, чтобы успеть накормить маленького и найти ему кров? Эуи стал метаться по комнате в поисках выхода. Пытался больше двигаться, чтобы остыть и попробовать, хоть как-нибудь, реанимировать транспорт.
Выходило все плохо, тревога нарастала, мысли метались от одной нелепой идеи к другой. Нужна помощь! Любая!
И тут Эуи услышал тот же юношеский голос:
— Все хорошо отец, тебе не о чем беспокоиться, я сыт, твоей любви хватит растопить бескрайние ледники севера. А мне надо немного сна, чтобы войти в гармонию с твоей сущностью и с местом моего рождения. Отдохни и ты. Дай возможность твоей душе, на какое-то время, погрузиться в покой, в океан безмолвия.
Эуи сел, прислонился к стене спиной, распластав неуклюже крылья, и почти сразу обмяк, нагнувшись к младенцу с добродушно-растерянным выражением на лице, закрыл глаза и уснул.
Проснувшись, он почувствовал на себе взгляд. Малыш сидел напротив и вглядывался в Эуи пристальными немигающими глазами любопытства.
— Не хотел будить, — услышал в голове Эуи — нам пора идти. Ты истощен, и с твоих крыльев начинают облетать чешуйки.
