— Большое дело!
— Знаю, что для тебя ничто не имеет значения… Давай, садись.
Нора забралась в «газик».
— А мои вещи?
— Я все забрал, они сзади!.. Ну, что ты за человек!.. Тебе что, до сих пор все с неба падало?
— Почти…
— У нас такого не бывает…
«Газик» понесся по улице. Нора так непринужденно откинулась на спинку сиденья, словно всю жизнь ездила в такой машине. «Газик» подскакивал на неровной мостовой. Дончо продолжал возмущенно говорить что-то, но она уже не слушала его. Она чувствовала радостное облегчение. Чувствовала себя как человек, который упустил автобус, а за ним вдруг прислали самолет. Какая-то старая, давно забытая детская радость снова пробуждалась в ее сердце, словно ей вплели в косички новые голубые ленты и она, немного смущенная, но счастливая, любуется собой в зеркале. Она даже не чувствовала неловкости от того, что Пешо ждет ее перед кинотеатром с двумя билетами в потной руке. Пусть ждет! До свидания, Серый Волк!.. До свидания, маленький белый одуванчик! Я — атомная!
После захвата здания общины партизанами в день вооруженного антифашистского восстания в Крушице состоялся всенародный митинг. Рассыльный куда-то делся, и некому было перед митингом бить в барабан, чтобы собрать народ. Тогда роль глашатая взял на себя сельский пастух бай Крыстю — бывший военный барабанщик. Люди видели, как он направился, стуча по булыжнику своей деревянной ногой, к сельской площади, и вскоре оттуда разнесся по селу торжественный и тревожный речитатив призыва к атаке. В наступившей после мертвой тишине прозвучал голос старого ветерана:
— Сообщается господам селянам…
Еще живы, кто помнит, как в те мгновения выглядел бай Крыстю — усы торчком, побледневшее лицо, горящие глаза, величественная фигура, хоть ростом бай Крыстю не вышел. Но никто не мог воспроизвести то ликование, с которым он провозгласил о падении капитализма. Сто валторн, гайд и скрипок, слитых воедино, не могли бы передать трепет его охрипшего от волнения голоса.
С тех пор барабан и барабанщик стали нераздельны, потому что на следующий день новый народный староста назначил бывшего пастуха бай Крыстю общинным глашатаем, и он надел мундир с высоким, отделанным галуном, воротником и неведомо откуда раздобытую им красноармейскую фуражку. Потертый ремень барабана новый глашатай заменил парадным офицерским ремнем. Бронзовые застежки он натер золой и уксусом, и они заблестели, как золотые; старые палочки он выбросил и заставил мастера Сулю, который делал веретена, сделать новые — из ясеня, с медными кольцами на шейке и серебряными шишечками наверху.
