лояльность. Она не всегда делает человека счастливым, а иногда даже становится весьма болезненной, но всем нам необходима преданность чему-то большему, чем мы сами, иначе жизнь станет невыносимой. Без этого мы руководствуемся лишь нашими желаниями, а они мимолетны, капризны и неутолимы и, в конце концов, не приносят ничего, кроме мучений. Ройс писал:
По природе своей наше “Я” представляет собой нечто вроде точки пересечения бесчисленных потоков унаследованных склонностей. В каждую данную секунду “Я” есть лишь собрание импульсов… Мы не видим внутреннего света. Постараемся же увидеть свет внешний.
И мы стараемся. Возьмем хотя бы то обстоятельство, что нас очень волнует, что будет с миром после нашей смерти. Если бы главным источником смысла жизни были наши личные интересы, нам было бы все равно – даже если бы через час после нашей смерти все, кого мы знаем, исчезли с лица земли. Однако большинство из нас уверено в том, что случись подобное – и наша жизнь лишится всякого смысла.
Смерть осмысленна, только если считаешь себя частью чего-то большего – семьи, общины, общества. Иначе мысль о смерти не может внушать ничего, кроме ужаса. Но если у тебя есть лояльность, все иначе.
Лояльность, писал Ройс,
разрешает парадокс повседневного существования, являя нам вовне какую-то идею, которой следует служить, а внутри – волю, которая лишь рада нести это служение. Волю, которой это служение не противоречит, а лишь обогащает ее и способствует ее проявлению.
В более позднее время психологи стали называть cause Ройса термином “трансцендентальность” или “трансцендентальная ценность”. Они предполагают, что над уровнем самореализации – вершиной пирамиды Маслоу – есть еще один уровень: трансцендентальное стремление увидеть потенциал других людей и помочь им его раскрыть.
Когда дни наши сочтены, мы все ищем утешения в простых удовольствиях: общении, повседневных делах, вкусной пище, теплом солнце на лице. Нам уже не так интересны радости достижений и накоплений, мы стремимся к радостям жизни как таковой. Но хотя честолюбия у нас поубавилось, нас начинает волновать вопрос наследия, которое мы оставим. И мы ощущаем глубинную потребность найти в жизни какие-то иные цели, помимо личных интересов, – цели, которые вновь сделают жизнь осмысленной и достойной.
Когда Билл Томас наполнил “Чейз-Мемориал” зверями, детьми и растениями – он назвал эту программу “Райская альтернатива”, – то открыл обитателям дома престарелых путь к лояльности: возможность обрести что-то еще, помимо простого прозябания. А они по такому изголодались. “Когда ты молодой врач и притаскиваешь в стерильную обстановку дома престарелых всех этих детей, зверей и растения, причем дело происходит примерно в девяносто втором году, у тебя на глазах начинается настоящее волшебство! – рассказывал мне Билл. – Видишь, как люди оживают. Видишь, как они взаимодействуют с миром, видишь, как они начинают вновь любить, заботиться, смеяться. Просто взрыв мозга!”
