Начало романа — спор о существовании Иисуса. «Невежественный» Иван изобразил Христа «ну совершенно как живого», а «образованный» Берлиоз утверждал, что Иисуса никогда не было в живых. «Нет ни одной восточной религии, — говорил Берлиоз, — в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога…» Он вспомнил Озириса, Таммуза, Мардука, Вицлипуцли, Атгиса и целый ряд других Спасителей, демонстрирующих поразительное сходство в обстоятельствах рождения, жизни и смерти. Христиане не придумали ничего нового, и сама история казни Христа — «простые выдумки, самый обыкновенный миф». Берлиоз исправно повторяет главный довод «образованных» атеистов — но зачем? Здесь — момент истины: редактор в чем-то ошибся, и его голова незамедлительно покатилась по булыжнику Бронной.
«Самый обыкновенный миф»?..
«Мифы суть сосуды, — учил Платон, — носители великих истин, весьма достойных, чтобы их искали».
Кажется, яснее не скажешь! Но мы высокомерно уподобляем древних маленьким детям: громыхнул гром — видно, кто-то очень большой ударил своей дубиной. Либо — олицетворение природных циклов. Боги как персонажи сельхозкалендаря: праздник Диониса — к сбору винограда…
«Мифы суп, сосуды…»
Образованный читатель увидит в романе массу аллюзий на мифы индийские, иудейские, греческие, иранские, египетские, скандинавские… Нужно только различить знакомые символы в пестром узоре внешнего сюжета. Этот первый слой скрытых образов «Мастера…» еще достаточно прозрачен. Единственная трудность состоит в том, что знаки и атрибуты каждого из богов угадываются в словах и действиях многих персонажей, прячутся в самых неожиданных закоулках текста. Известно увлечение Булгакова магией букв и чисел, и в своем последнем романе писатель виртуозно выстраивает шарады из нот, цифр, цветов, минералов, металлов, растений, животных и т. д.
…В самом начале романа и почти в конце Воланд как-то немотивированно хохочет. Бесполезно искать здесь «психологию» — это символ. Заметим, что слово «хохот» употреблено четыре раза. Немотивированный повтор слова — верный признак шифра. Иван называет таинственного незнакомца «заграничным гусем»: хохочущий гусь — намек на древнеегипетского гуся-демиурга, Великого Гоготуна, снесшего золотое яйцо Вселенной. Хохот — его божественный атрибут, поэтому Воланд «никого не испугал и смехом этим не удивил». Не случайно маг и его свита поселились в квартире ювелира Фужере — Булгаков намекает на знаменитого Фаберже, чьи золотые пасхальные яйца украшают лучшие музеи мира.
