Но произошло чудо. Одному знакомому каким-то образом все же удалось организовать для нас приличную квартиру. Мы были просто на седьмом небе от счастья.
Вскоре мне вновь повезло. Меня разыскал один из управляющих другой фабрики.
– Думаю, мы могли бы помочь друг другу. Есть у меня одна работенка. Оплатить ее я не смогу, но если вы согласитесь на нее, могу помочь вам обставить ваше жилище, – предложил он.
И сдержал слово. Установил ондоль, оборудовал приличную дверь, достал кое-что из мебели.
Наша квартира была на четвертом этаже. У нас были туалет и неплохая кухня – роскошь, в которую и не верилось. Впервые я жил в нормальных условиях со времени пожара; впервые у моих детей появился настоящий дом.
В 80-е годы многое для возвращенцев изменилось к лучшему. Они регулярно получали деньги от родственников в Японии, а некоторым избранным даже разрешалось посетить их. Именно «избранным», обратите внимание. Их называли «посланниками родины». Я так и не понял, что за родина имелась в виду и по какому принципу эти люди отбирались. При этом посещать родственников всей семьей не дозволялось никогда. Ведь кому взбредет в голову возвращаться в Северную Корею, если все родные и близкие оттуда выбрались? Те, кого выпускали, возвращались с валютой и предметами домашнего обихода, которые в повальной северокорейской нищете считались верхом роскоши. «Возвращенцы» постепенно богатели, и отношение партии к ним начало меняться. В былые времена, стоило им вякнуть что-то не то, их тут же «зачищали» или запихивали в концлагерь. Теперь же их считали ценным активом, так что партия стала относиться к ним лучше. Заложников нужно было использовать по-умному.
Процветал и черный рынок. Чем больше страна превращалась в бардак, тем лучше себя чувствовал черный рынок. Тем счастливчикам, кому пересылали деньги из Японии, ничего не стоило достать и рис, и мясо, и вообще что угодно. Переплачивать приходилось вдесятеро, но это не имело значения, если у тебя был доступ к иностранной валюте. Еще вчера ты был никем, подонком, парией, а сегодня у тебя за столом сидели партийные боссы. Вчера ты был «враждебным элементом», а сегодня тебя принимали в «общество».
Но мы не принадлежали к числу этих «избранных». Наши японские родственники поставили на нас крест. А наши собратья-возвращенцы хихикали над нами, презирали нас, не желали иметь с нами ничего общего. Как же меня выводило из себя подобное двуличие. Я выцарапывал любую работу, которую только мог найти, чтобы хоть как-то перебиться, а они «доили» своих родственников и упивались своим новым статусом, ради которого они палец о палец не ударили.
