Апрель 1964 года. Шел уже четвертый год нашего пребывания в Северной Корее. Стоял трескучий мороз. Апрель – начало весны? Ничего подобного – снегу насыпало по пояс. 15 апреля 1964 года – день рождения Ким Ир Сена и один из самых больших праздников в году. Но в тот год этот день стал самым черным днем для моей семьи.
Все в Северной Корее праздновали этот окаянный день. Каждая семья получила два с половиной фунта свинины, фрукты и сладости – неслыханная роскошь в любое другое время года. Как бы дико это ни выглядело, народ был очарован этими «подарками»; все на самом деле думали, что Ким Ир Сен заботится о них. Я никогда не попадался на эту уловку, но и мои сестры, и я все же с нетерпением ждали этого события. Как и все остальные. Свинина, конфеты и фрукты! Ничего себе! И все сразу! В один день?! Это был единственный день года, когда я ел досыта. Тут уж кто угодно будет доволен.
В первые годы нашего пребывания здесь отец накануне большого праздника продавал что-нибудь из предметов домашнего обихода, привезенных нами из Японии, чтобы на вырученные деньги купить немного мяса и водки. И – гляди-ка! – с наступлением этого великого дня у нас на пороге обнаруживались толпы гостей. Наши соседи, все остальное время в упор не замечавшие моей матери и обращавшиеся к ней, только если речь заходила об акушерской помощи, в этот день все заявлялись к нам. В день рождения Великого Вождя они были сама любезность.
К нам съезжались самые разные люди из разных уголков страны: партийные функционеры, военные высокого ранга, какой-то субъект, которого называли «боевым командиром», староста деревни, а также их прихлебатели разных сортов – одним словом, все, кто мог. И хотя дом наш располагался довольно далеко в горах, все каким-то образом умудрялись добраться до нас. Дураками они не были. Они знали, что у нас много вкусной еды и питья. Они понимали, что в нашем ничтожном японском доме – шок и ужас! – все же было чисто. И возможно, самое важное: они понимали, что выпивки в доме хоть залейся.
В тот год, в 1964-й, мы с матерью растопили на кухне плиту, и она несколько часов готовила еду. А потом явились эти лицемеры и паразиты, чтобы воздать должное плодам ее труда. Все напились, хохотали, распевали песни до 2–3 часов утра. В конце концов все убрались, за исключением одного – парикмахера Хан Джухвана, нализавшегося до состояния нестояния. Как ни странно, парикмахеры были в те времена большой редкостью в Северной Корее. Хан Джухван был в почете у больших шишек. Мы уговаривали его остаться переночевать, но он упрямо рвался домой. В конце концов он все-таки поднялся на ноги и вывалился на улицу. Никакого освещения в нашей деревне не было, карманного фонаря у него не было тоже, к тому же все вокруг занесло снегом. В его состоянии ничего не стоило свалиться в реку или поскользнуться на горной тропинке. Но парикмахер уперся и ушел домой. Как только он удалился, мы всей семьей легли спать, поскольку страшно устали.
