Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи | страница 23



К нашему изумлению, отец возвратился с поросенком, овцой и цыпленком. Мы решили держать их во дворе. Моим сестрам эта живность служила игрушкой, хотя мы выращивали их на убой. Давно я не видел сестер такими довольными и увлеченными.

Но в тот же вечер деревенский полицейский явился к нам во двор с таким видом, словно все здесь принадлежало ему, и начал совать свой нос во все углы. Вид у него был самый зловещий – впалые щеки, глубоко посаженные злые глазки. Я даже избегал встретиться с ним взглядом – лучше уж поросенку корм заготовить.

– Ты глупый японский выродок! Что ты себе думаешь? Рисом кормить свиней! Это недопустимо! Рис для людей! Эх ты, сопляк тупой!

Я был слишком напуган, чтобы возразить. Да и рису была всего горсточка – то, что просыпалось на пол во время обеда. Я собрал этот рис с полу по зернышку и решил дать его поросенку. И теперь мне приписывали разбазаривание семенного фонда.

И тут отец выскочил из дома, схватил полицейского за шиворот и швырнул его на землю. Тигр черного рынка снова пробудился. Но ненадолго. Когда полицейский, опомнившись, поднялся, он выхватил пистолет и с диким видом навел его на отца. Тот вынужден был отступить.

– Ладно-ладно, я все понял. Убери пистолет. Не надо стрелять.

Полицейский ткнул пистолетом в спину отцу и рявкнул, что тот должен пройти с ним в отделение. Отец повиновался и, уходя, оглянулся на меня.

– Не волнуйтесь! – крикнул он.

Мы с матерью в страхе ждали его возвращения, опасаясь самого худшего. Когда он, наконец, вернулся, пошатываясь, было около полуночи. Опухшее от побоев лицо его было в крови. Я никогда не любил своего отца и не сочувствовал ему, но в ту ночь все изменилось.

– Вам нужно быть осторожнее. Боже мой, как же эти скоты-чхонрёновцы обвели меня вокруг пальца! – сокрушался он.

Он дрожал, но не только от гнева. Я понял, что его сломали. Впервые я видел отца не на шутку перепуганным. Раньше он не боялся никого и ничего.

Когда мы жили в Японии, он просто вышиб бы мозги любому, кто попробовал бы учинить с ним такое. Даже когда его арестовывали, он не очень-то беспокоился и уж точно не боялся. Но теперь он был охвачен ужасом. И я тоже по-настоящему испугался. Видя ужас в его глазах, слыша, как он заикается, я раз и навсегда понял, что мы в аду. Я похолодел от этой догадки. Мой отец купил поросенка, цыпленка и овцу, чтобы прокормить семью, а кто-то из завистливых соседей решил настучать на него. И за это ужасное преступление полицейский запросто мог его пристрелить.