— Верно, Савелий, обезножел конь, засечка венчика, — указал пальцем ротмистр Бреус, — видно, на быстром аллюре ушиб. Мало нашего Магалифа мамочка в детстве наказывала, говорил ведь ему: береги жеребца, Вольдемар, береги его, словно первую любовь. Нет, не послушался ротмистра, а теперь жеребца нужно освобождать от работы. Даром только овес будет жрать.
— Если осторожненько, Сан Саныч, то на нем еще можно ездить.
— Это тебе, к примеру, можно или мне, но не Магалифу. Тот как неземной мальчик, не гляди, что сорока лет от роду, а все о чем-то возвышенном думает, о неземном.
— Опиуму ему небось хочется, Сан Саныч, или выпить. В Хайларе брешут, что, дескать, если наркоман, так на горилку не глядит, но в жизни это не так. Я его ни разу нормальным не видел, лихоман его вытряси. Все чем-то одурманенный. А тут уж двадцать дней как трезв. У проводника в доме самогонку разыскал, тот для компрессов держал, да и тут не повезло — Настасья бутылку разбила. Дескать, случайно, но ведь бабьему слову верить нельзя, все у них случайно. Сам прапорщик человек невредный, ежли ему объяснить, что без жеребца погано ему будет, может жалеть его, кто знает.
— Но ты, Савелий, об этом сам докладывай. Не люблю я ни врагам, ни друзьям плохие новости сообщать, они на меня потом чертом смотрят, будто я виноват в их несчастьях.
— Дык то моя служба, Сан Саныч: смотреть за лошадьми и докладывать атаману. Вот уж он ругаться будет, это точно. Небось таких матюков наслушаюсь, чирий ему на язык, что перед людьми мне стыдно будет. Ладно, брань я переживу, не кисейная барышня.
— Чего ж ты тогда не переживешь, Савелий?
— Еще одну такую собачью жизнь, Сан Саныч, я уж теперича не осилю.
— Чем, скажи, тебе жизнь не нравится, неблагодарный! Живешь, хлеб жуешь, птичек слушаешь, на небушко глядишь.
— Мне бы на него и вовек не глядеть. В Хайларе оно мне чужое, опять же здесь не в небо глядеть приходится, а таиться, как бы хозяева не застукали да не подстрелили: мы ить к ним не с подарками наведались, а с горем. И чего, ваше благородие, всем нам неймется? Аль нам жизнь дешева стала? Вот я, казалось бы, набедовался сам, ну и плакать бы мне втихомолочку над своей горемычной жизнью, нет, я на родную сторонку опять татем забрался. Маманя мне с небольшим три десятка лет тому назад говорила: «Шкодлив ты, Савелий, не по возрасту»; советовала: «Уймись по-хорошему». Не послухал матерю. Я и вправду ведь шкодлив, все не туда меня жизнь носит. Хочешь, чтобы все было путем, по-людски, из кожи вон лезешь, ан время пройдет, опять, оказывается, не то я делал. Ну как такое понять, Сан Саныч, как выправить положение, можете вы мне это объяснить как ученый человек? Вы ить гимназию оканчивали, в юнкерском училище премудростям обучались, а?
