Несколько книг мне, по счастью, дал окружной инспектор в Аччеттуре. Они старые, без многих страниц, но для наших бедняков и такие сойдут. Ведь с той минуты, как они родились, им лишь дышать вдосталь позволено. Только в этом и богатые и бедные равны. Дыши сколько влезет.
А почему нельзя сделать так, чтобы все рождались ну пусть не богатыми, но хоть не нищими? Чтобы каждый был сыт, одет, обут и мог учиться.
Разве жизнь наша не та же лотерея? Одним достается бедность, другим — несметное богатство. А мы сами, чего мы стоим, если не в силах изменить такой порядок вещей?
Итак, нет у меня ни денег, ни дров. Схожу-ка к Вито Петроне. Он тоже, правда, далеко не богач, но, может, что-нибудь придумает. А Луиджи вместо всех этих излияний и жалоб надо написать обычное деловое письмо. Пусть пришлет хотя бы старые географические карты, которые ему больше не нужны».
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО СИНЬОР МЫШОНОК
— Отец велит набрать в лесу сучьев и хворосту, а потом отнести в школу к дону Антонио. И почему ты, Пассалоне, в школу не ходишь?
— Ох, и настырный ты, Сальваторе! Хуже Нинки-Нанки — школа, школа! Завтра пойду.
— Опять заладил свое «завтра», я это уж месяц слышу. Погоди, отец узнает!
— Ты что, ябедничать собрался?
— Я-то нет, а вот Булыжник пронюхает, что ты отца не слушаешься и в школу совсем не ходишь, он сразу ему всё и выложит.
Пассалоне вынул руку из кармана и ожесточенно заскреб затылок. Да так яростно, что меховая шапка чуть с головы не свалилась.
«От этого чертова Булыжника всего ожидать можно. Вот обжег мне руку так, что до сих пор не заживает. Возьмет да наябедничает отцу. Ему ни на грош доверять нельзя. Придется, видно, из-за этого вреднюги в школу пойти».
Пассалоне тяжко вздохнул:
— Ладно, сегодня приду.
— Знаешь, как там интересно, Пассалоне?! Когда мы не шумим, дон Антонио нам песни поет и на гитаре играет. А потом мы всем классом поем.
— Неужто поете?!
— Ну да.
— Вот это здорово! А куда я Нинку-Нанку дену, пока в школе буду?
— Можешь и ее привести.
— А дон Антонио меня не заругает?
— Конечно, нет. Скажешь ему честно, он ее куда-нибудь и пристроит. Помнишь, как он Роккино вылечил?
— Да, но Нинку-Нанку одну надолго оставлять нельзя. Она козлят ждет.
— Правда?
— А ты сам послушай, как у нее в брюхе козлята шевелятся!
Они приникли ухом к мохнатому брюху козы.
— Чуешь?
— Ага. Вот здорово!
— Моя Нинка-Нанка молодчина. Увидишь, какие у нее козлята будут. Крепкие и красивые.
— А что вы с ними сделаете?
