Феличе пожал плечами и повернулся к Антонио спиной.
Схватить бы его за шиворот, повернуть к себе лицом да надавать хороших оплеух. Но нет, лучше сдержаться.
Ведь тут ты, Антонио Лазала, словно по минному полю идешь. Тебя окружает глухая вражда. Один опрометчивый шаг — и ты взлетишь на воздух. Любой неверный поступок, даже неосторожный жест или взгляд, и взорвется невидимая мина, притаившаяся за угрюмыми лицами и бегающими глазами под низко нахлобученными фуражками…
Тем временем в лесу ребята играли в разбойников и карабинеров.
— Какой сегодня пароль, Булыжник?
Головастик вытянулся по стойке «смирно» перед своим главарем:
— «Змея». Кто не знает, задерживать. Мы карабинеры и должны арестовывать разбойников.
— Головастик, становись в дозор и без пароля никого не пропускай. Запомнил пароль?
— Да. Так точно. Ваш приказ будет исполнен.
— А вы пойдете со мной. Может, нам удастся окружить и захватить разбойников.
Разбойники — Сальваторе, Микелино, Джованни и Пузырь — прячутся на другом краю леса. Они вовсе не хотят попадать в лапы Булыжника и его приятелей.
Булыжник бесшумно ползет по траве. Вдруг он видит козу Нинку-Нанку. Кивок головы, и карабинеры окружили Пассалоне.
— Будешь играть в разбойников и карабинеров?
— Ага.
— А на чьей стороне?
Пассалоне по привычке принимается ожесточенно скрести голову; на лбу появляются морщинки. Но думать особенно не приходится.
— На стороне разбойников.
— Измена!
Все бросаются на него, скручивают ему руки.
— Ты наш пленник!
— Я не знал, что вы уже играете! Это нечестно. Вы что, рехнулись?
Но карабинеры крепко привязали Пассалоне веревкой к дереву. Веревкой, которую они сняли с Нинки-Нанки. Теперь ей, бедняге, не миновать лесных сторожей.
— Пытать его. Пусть скажет, где Сальваторе прячет зайца.
«Они развели огонь. Что они собираются делать?»
— Убийцы! — бормочет Пассалоне.
Паоло так ущипнул пленника, что тот взвыл от боли. Луиджи отвесил ему оплеуху. А что это Булыжник у огня возится?
— Я не хочу играть, не хочу-у-у! Пустите меня!
Он уедет отсюда, завтра же уедет. Это так же точно, как то, что его зовут Антонио Лазала.
Он здесь связан по рукам и ногам. Вдали от города, отрезанный от цивилизованного мира. Когда-то у него были друзья (как давно это было!), они вместе гуляли, ходили в кино, спорили. Он сочинял песни, и пели их хором. А здесь время застопорилось. Быть может, он все еще лежит в постели под зонтиком, «в столбняке», как сказал тогда Сальваторе. Да, было бы лучше, если бы он действительно превратился в столб. Впрочем, он и так словно каменный столб.
