– Вот, – сказала Рая, протягивая мне тарелку.
– Так я ж не съем все это, – запротестовал я, но не оттого, что не съем, а что вот сейчас выйдет ее бабка, или еще кто, и начнут ругаться. Тут и меду не захочешь. Но меду хочется: я давно не пробовал это лакомство, хотя на адлерском базаре иногда армяне или греки продают мед, в бочонках и в сотах. Но он так дорого стоит, что мама покупает его очень редко.
– Да ты не бойся, – говорит догадливая Рая. И поясняет: – Дома никого нет: все ушли на табак. Хочешь, покажу тебе, где я живу? – и замерла в ожидании, готовая то ли убежать, то ли еще что.
Я вежливо соглашаюсь посмотреть: нельзя же не согласиться, если тебя так вкусно угощают. И опять она почему-то обрадовалась, даже вся как-то засветилась, вспыхнула, всплеснула руками, и от нетерпения ее загорелые ноги чуть не пустились в пляс. А чему тут радоваться? Просто удивительно и непонятно.
Мы входим в калитку. Мешок свой я захватил с собой: мало ли, свиньи разорвут или ишак позарится. В одной руке у меня тарелка с сотами, в другой пустая кружка.
Дом большой, двухэтажный, стоит на сваях из плиточного камня. Здесь все дома стоят на таких сваях, потому что дожди и сырость. Я знаю, из чего строят эти дома: каркас из дерева, затем турлучные перегородки, которые обмазываются глиной, смешанной с соломой, крыша из дранки.
Огромная кавказская овчарка с клочьями седой шерсти высунулась из будки, с хрипом дернулась на цепи, но Рая крикнула ей: «На место!», таким неожиданно резким голосом, будто это был голос кого-то другого, а не ее собственный. И оглянулась на меня смущенно.
Собака послушалась и легла, ворча и скаля желтые клыки.
Мы поднимаемся на высокое крыльцо, здесь я оставляю вещмешок, пустую кружку, а тарелку с сотами несу с собой, потому что осы, вытираю свои босые ноги о мокрую тряпку. Мы входим в дверь, занавешенную марлей от мух, вступаем в прохладу жилья, где пахнет молоком, медом и хлебом. А может быть, это от меня теперь так пахнет. Везде половики, как в деревне у дедушки и дяди Миши в Калининской области, как на Урале в Третьяковке. Полы некрашеные, чистые, белые. Такие они бывают, когда их скоблят ножами или еще чем-нибудь острым. Например, осколками стекла.
– Вот здесь у нас кухня, – поясняет Рая, показывая на дверь, в которую видны печка и полки с посудой. Только не русская печка, а так называемая «плита». – Здесь мы кушаем: дедушка, бабушка, я и Андрюшка. Там спальня, там тоже спальня…
