И я тоже замер: передо мной стояла моя соседка-певунья. Правда, я уже знал, что ее зовут Рая, что у нее только отец грек, а мать то ли адыгейка, то ли черкешенка, что у нее есть младший брат, и старший тоже, но он уже большой и живет в другом месте. Но узнал я это не от Раи, а от Степки, живущего с ней по соседству от самого рождения.
– Привет! – сказал я от неожиданности, потому что в Адлере с ней не здоровался и вообще проходил мимо, делая вид, что не замечаю.
– Привет! – ответила она, и глаза ее стали большими.
– Ты здесь живешь? – спросил я.
– Здесь живет моя бабушка.
– А я думаю, куда ты пропадаешь каждое лето?
– Правда? – чему-то обрадовалась она.
– Правда, – сказал я, хотя ни о чем таком раньше не думал, а подумал только сейчас. Я и о ней-то последнее время никак не думал, но для этого имелись свои причины: мне нравилась одна девчонка из параллельного класса.
– А ты откуда идешь? – спросила Рая.
– Из Камендрашака. Там у меня отец работает.
– Так рано?
– Я в лесу ночевал, – сообщил я с гордостью.
– И не страшно? – изумилась она.
– Так, чуть-чуть, – поскромничал я. И пояснил: – Поначалу было страшно, а потом ничего – привык.
– А зачем?
– Что – зачем?
– Ночевал зачем?
– А-а! Так вышло.
– А-ааа… Хочешь молока?
– У меня денег нету, – замялся я.
– Без денег! – воскликнула Рая. – Я только что подоила козу.
– Хочу. А тебя не заругают?
– Что ты! Я сейчас! – И она со всех ног кинулась назад, к дому, угол которого виднелся среди густых деревьев и кустов.
Я отошел в сторонку и сел на обтесанное бревно, положенное на два плоских камня, снял с себя вещмешок, не переставая удивляться тому, что случилось, и тому, что будет, уверенный, что будет что-то удивительное и обязательно хорошее.
Через пару минут Рая принесла большую кружку молока и кусок пшеничной лепешки.
– Пей! – сказала она, протягивая мне кружку.
Я пил маленькими глотками, откусывая лепешку маленькими кусочками, а она стояла рядом и смотрела на меня так, будто никогда не видела, как люди пьют молоко и едят хлеб. Мне стало неловко почему-то под ее пристальным взглядом, я поставил кружку, спросил сердито:
– Ты чего на меня уставилась, будто я с неба свалился?
Рая смутилась, сорвалась с места и убежала.
«Малохольная какая-то», – подумал я, снова принимаясь за молоко, но на этот раз без нарочитой медлительности.
А Рая – вот она опять. На этот раз в ее руках тарелка с двумя большими кусками сотов, над которыми вьется с сердитым гудением оса.
