И Кузнецов устало произнес:
– Все, что вы хотите знать, есть в этих папках. Добавить к этому мне нечего.
– Папки – это папки. В папки я уже заглядывал, – соврал Хрущев, не моргнув глазом. – Но мне хотелось бы лично от вас услыхать, что вы думаете по поводу вашей преступной деятельности.
– Все-таки… преступной? Ну, а коли она преступная, то что может думать о своей деятельности преступник? Поставьте себя на мое место.
– Мне и на своем хорошо, – повысил голос Хрущев. – Я заговоры не составлял, манией величия не болел и не болею. Я всегда был верным солдатом партии и всегда следовал курсом, который прокладывал для нашей партии товарищ Сталин. Вы же, это самое, не только уклонились от этого курса, вы решили проложить свой собственный, как говорится, курс, составили заговор, втянули в него десятки и сотни людей, не задумываясь, так сказать, о последствиях, которые могут вас постигнуть.
Хрущев уже кричал и стучал кулаком по столу, брызгая слюной:
– Товарищ Сталин столько лет боролся за чистоту и единство рядов нашей ленинской партии, столько сил отдал на благо советской страны и ее народов, а вы… вы… со своей шайкой!.. мать вашу..! да-да! именно шайкой!.. безответственных и бессовестных политиканов, решили уничтожить плоды этой титанической деятельности, разрушить единство партии и народа! С такими людьми знаете, что делают? Знаете?.. Зна-аете! Вам ли не знать… – несколько сбавил Никита Сергеевич накал свое речи. И уже спокойно, как приговор, закончил: – Вы сами выбрали свою судьбу, так и пеняйте на самих себя.
– Не понимаю, чего вы разорались и чего от меня хотите, – устало произнес Кузнецов. – Приговор нам вы уже вынесли, доказательства ваши костоломы из нас выбили, хотите услыхать, что мы эти доказательства опровергать не станем? Вам что, совесть хочется очистить? Так у вас ее никогда и не было…
– Не тебе, твою перевертыша мать, говорить о совести! Не тебе и твоим подельникам! – снова взвился Хрущев. – Это у вас, выб…дков, ее никогда не было! Это… Да если бы не товарищ Сталин, вы бы Ленинград сдали немцам с превеликом удовольствием!.. Вы и с Жуковым спелись, толкали его в Наполеоны…
Тихий, задыхающийся смех был ему ответом.
– Ну и клоун же ты, Никита Сергеевич. Тебе в балагане выступать – самое твое призвание. Ты-то не только Киев сдал с превеликим удовольствием, но и всю Украину! Так что помалкивал бы… – Кузнецов медленно поднялся и, глядя на Абакумова: – Велите отвести меня в камеру. У меня нет желания быть балаганным помощником этого клоуна.
