Бесконечные игры [киноповесть] | страница 12

— Нет, чтоб сказать вчера! Я бы спокойно все сделала, и платье прогладила бы, и пальто закончила. Всегда у тебя, как на пожар, — ворчит Зинаида Васильевна.

— Мама, но я же вчера не знала…

— Как — не знала?

— Мне позвонили сегодня утром.

Слово позвонили настораживает Зинаиду Васильевну. Если б звонил Анатолий Иванович, Маша не употребила бы безличную форму. Зинаида Васильевна подозрительно выпрямляется.

— Как? Ты идешь не с Анатолием Ивановичем?

— Нет. — Помолчав и сделав несколько ездок утюгом: — На всякий случай, чтоб ты знала: его зовут Олег Николаевич.

— Кого это?

— Ну, моего нового знакомого…

Маша уходит в глубь комнаты и, скрывшись за ширмой, снимает халат и надевает платье. Мать встает со стула. Сняла очки.

— Маша, ты меня прости, знаешь…

— Мамочка, если хочешь мне помочь — помогай, но, ради бога, не влезай в мои дела.

— Не влезай! Очень вежливо. Художник по костюму, культурный человек, отвечает матери!

Зинаида Васильевна взволнована. Она кладет пальто на диван и быстрым шагом выходит из комнаты. Маша поверх ширмы смотрит — огорченно, с досадой — ей вслед. Через короткое время в дверь заглядывает Кира, спрашивает с изумлением:

— Машка, что ты сделала с матерью? Отчего она кидается?

— Ничего я с ней не сделала. Просто она обиделась за Анатолия Ивановича почему-то…

— Я говорю, чтоб она погуляла с Котиком — потому что я ухожу, — так она на меня как рявкнет. Так знаешь: гав, гав! А бабушка спит…

Кира хоть и младше Маши, но выглядит независимей. Модно, ярко одета. Ей двадцать два года, но можно дать и двадцать семь и тридцать. Она худая, длинноногая, с распущенными, блондинистыми волосами.

Возвращается Зинаида Васильевна, осторожно держа двумя пальцами чашечку с теплой водой. Накапывает себе лекарство.

— Мам, так я пошла, — говорит Кира.

— Стой, стой! Верни мою сумку! — кричит Маша из-за ширмы.

— Господи, драгоценность-то. Весь пассаж завален, никто не берет. — Сумка летит через комнату. — Пока!

Кира исчезла. Зинаида Васильевна с мрачной физиономией убирает шитье, лежавшее на стуле. Маша выходит из-за ширмы в платье, обнимает мать и целует ее.

— Спасибо тебе, мамочка, все хорошо, нигде не тянет. Не обижайся на меня, ладно?

— Нечего, нечего. — Мать холодно отстраняется. — Сначала грубить, а потом лизаться?

— А что я тебе сказала? Подумаешь: «не влезай в мои дела». — Старается говорить очень ласково. — Мамочка, ну действительно не надо влезать, ну, честное слово… Вот Кирка уходит так по-свински, все бросает, неизвестно с кем и куда, и ты ей ничего. А мной ты хочешь руководить. Хотя я старше Кирки на шесть лет — разве это справедливо? А, мамочка?