Солнечная пыль | страница 50
Я не смог сдержать улыбку, но от комментариев на тему ценности его работ воздержался.
Принесли наш заказ. Мы молча принялись за вкуснейшую еду. Когда расправились с первыми кусками нежной трески в белом соусе, снова оживились. Беседа потекла непринужденно. Отец рассказал о своих новых картинах, поведал, что приглашен на выставку современного искусства, которая в первой половине июня пройдет в Лонха-де-ла-Седа.
Для несведущих читателей поясню, что это самый известный архитектурный памятник Валенсии – так называемая «шелковая биржа». Готический комплекс состоит из башни, в которой когда-то находилась капелла, и тюрьмы, куда отправляли похитителей шелка и тех, кто не мог расплатиться за покупку. Имеется большой Колонный зал, в котором и происходили «шелковые» торги. Под ним располагается часовня Зачатия Богородицы.
– И где состоится выставка? – со смехом уточнил я, вспоминая яркие, но бессмысленные, на мой взгляд, картины отца, выполненные в стиле поп-арт. – Не иначе как в тюремных помещениях…
– Глупости! – отрезал он. – Нам отвели Колонный зал.
– Ну понятно, – сказал я, – туристы обычно валом валят в это задние… Думаешь, кто-то позарится на ваши картины?
– Туристы как раз понимают больше местных жителей, – сухо проговорил отец. – Они-то и покупают произведения искусства.
– Ладно, папа, прости, – опомнился я. – Я же ничего не смыслю в этом. Могу лишь сказать, нравится или нет.
– И мои картины тебе совсем не нравятся? – настороженно спросил он.
– Ты, несомненно, талантлив, – искренне ответил я и увидел, как отец вспыхнул от удовольствия. – Но мне больше по вкусу твои работы в классическом стиле, где девушки – это именно девушки во всей своей плотской красоте, а не какие-то изогнутые кричаще яркие линии… Короче, я просто не понимаю современное искусство, вот и все. Но… – начал я и замолчал.
– Что ты хочешь сказать? – заинтересовался отец и пристально на меня глянул. – Давай, сынок, выкладывай.
– …Я понимаю, что ты всегда самовыражаешься, – продолжил я. – И это здорово, что ты далек от условностей. Наверное, художник и должен быть таким, внутренне свободным и не ориентирующимся на законы рынка.
– Так-так, продолжай, – сказал он и заулыбался.
– Я вот тоже… правда, Мария сыграла свою роль, подначивала меня, высмеивала… – неуверенно произнес я.
– И? – подтолкнул меня отец.
– И я начал писать готический роман.
Признание все же вырвалось, я со странным волнением смотрел на отца. Он улыбался.