Перед отъездом заскочил к отцу. С ним я общался не так часто, как хотелось бы, хотя жили мы практически в одном городе, ведь Альборайя считается местными жителями одним из районов Валенсии, хотя юридически это все еще не признано. Приехал я после полудня, планируя пообедать с отцом. Но он все еще работал в своей мастерской. И я заглянул туда, хотя знал, что отец, как и любой художник, не любит, когда его выбивают из творческой колеи и возвращают в реальность.
Я вошел в студию. Свет из огромных окон заливал ее, краснокирпичные потертые стены увешивали всевозможные полотна. Здесь были и работы отца, и приобретенные им картины других художников и понравившиеся ему репродукции. Смешение стилей, соседство поп-арта с классикой, сюрреализма с импрессионизмом и абстракцией вызывали интересные ощущения у всех, кто попадал в эту студию впервые. Глаза разбегались, душа замирала, эмоции взрывали мозг. И я знал, что эта оригинальная коллекция, которую отец собирал всю жизнь, является одним из инструментов чувственного воздействия на психику красивых девушек. И чем он становился старше, тем все более молодые подружки у него появлялись. Отец говорил мне, что к любви это не имеет никакого отношения, ему нужны Музы для подпитки вдохновения. И лет так пять назад, проезжая мимо и заскочив к нему без звонка, я нарвался на сцену, которая навсегда отбила у меня охоту запросто бывать в этой студии. Отец недвусмысленно развлекался на диване с двумя юными на вид, обнаженными «музами». Но ни он, ни девушки не смутились, мало того, отец предложил присоединиться. Я оторопел, отказался и ушел.
В этот раз я застал отца за работой. Он был только в шортах и босиком, но живот и грудь защищал клеенчатый фартук, измазанный разноцветной краской. На мольберте стоял большой холст, кривые кислотно-ядовитые линии создавали хаос, внутри которого раскрывался ярко-желтый глаз. Увидев меня, отец чертыхнулся, снял холст и отвернул его, прислонив к стене. Он был суеверен и не выносил, когда кто-то видел его незаконченные творения. Сняв фартук, он бросил его прямо на пол, тщательно протер пальцы растворителем – он писал масляной краской – и крепко пожал мне руку, пробормотав, что рад визиту. Я видел, что отец все еще «не здесь», глаза словно обращены внутрь, будто он продолжал созерцать некие картины. Но я знал, что через пару минут художник вернется в реальность.
– Хотел пригласить тебя на обед, – сказал я и улыбнулся.
