— Так вы и не дети. Вы уроды, мешающие жить простым людям. Потому и оказались здесь, за решеткой с защитными рунами и этой дверью. Были бы нормальными, не стояли бы у стены. А я…
Директор подошел ближе, мотнул стволом, блеснувшим в остатках заходящего солнца.
— А я знаю вам цену. Всей вашей братии, пока еще живой и свободной. Вам не повезло, но я только рад этому.
— Что мы вам сделали?
Мари задала вопрос и испугалась, глядя на его лицо.
Побелевшее, с резко прочерченными морщинами, злое… до ненависти.
— Вы?! Вы все одинаковы! Дети… вы дети? Вы подростки, вам пара шагов до настоящих ведьм, настоящих, убивающих вокруг себя все добро, человечность, порядочность, любовь к людям, вы…
Он замолчал. А Мари вдруг поняла две простые вещи.
Директор, чьего имени она даже не услышала, ненавидит их.
И слишком жадно смотрит на ее красавицу-подругу.
— Не трогайте нас! Вам же будет завтра хуже!
— Мне?!
Мари точно ошиблась, не надо было говорить такое, не надо…
За его аккуратно прилизанными блестящими волосами, такими строгими очками, отглаженной голубой сорочкой и узким галстуков, за должностью и возрастом прятался озлобленный до ненависти подросток, сейчас выбирающийся наружу.
Ствол револьвера подрагивал, поднимаясь.
Льдисто блестели стекла очков, сверкающих снайперским прицелом.
Кривился тонко-сухой рот, рвано прыгающий кончиками губ.
Острые темные глаза застыли, впившись в побелевшую от страха Анни.
— Мне?!
Ох…
Никто не понимал, почему они звали друг друга по-разному, коверкая такие простые имена. И не пытался хотя бы немного разобраться во всем остальном. Это все жизнь вокруг, да-да, делает людей жестче, хуже, темнее. Мари убеждала в этом и себя и подругу. Единственного близкого человека на всей земле. И дело не в людях.
Анна-Анни-Аннет-Энн два года назад попалась патрулю, ищущему двух сбежавших девчонок. Они тогда случайно разделились. В патруле были приехавшие откуда-то полицейские и трое местных ребят, в полувоенной форме какой-то непонятной им обеим организации.
Анни потом не хотела быть Анной. Анна, Благодать, слишком чистая, чтобы быть ею, так и сказала. Мари не спорила. Только чуть поправила свое имя, решив поддержать ее.
Анни боялась злых мужчин, боялась с тех пор, два года назад. Цепенела и не могла ничего поделать. Как сейчас, когда напротив нависал страшный озлобленный мужчина, прячущий внутри совершенно злого подростка, когда-то давно обиженного кем-то, похожей на них.
Директор шагнул вперед, повернув ствол на нее, на Мари.
