— Эк, растяпа: из воды меда творил, а сгинул за тридцать резан?! — подмечал один молодец.
— С таких чудес и себя, и всю ватагу свою не с серебра, а с золота кормить бы должон! — вторил другой, оглядывая защитные обновы на себе и на других.
Подростку Ходуне нравились самостоятельность и деловитость молодых рубак, он мечтал поскорей поступить в войско князя.
Долго ли, коротко ли — пролетели лета ожидания, и вот уже отрок Ходуня, сложенный статно, получив дозволение отца с матерью, отправился в ближние и дальние княжьи походы.
Сперва, как это обычно бывает у горячих славянских парней, все в походной жизни дружины ему нравилось. И первая кровь на клинке, и улыбнувшаяся удача живым выбраться из смертной рубки, и, конечно, уверенные пересуды вояк про жизнь свою и жизнь чью-то…
В один из приходов домой Ходуню женили.
Приезжал частенько к отцу за седлами, троками, другой упряжью берендейский купец. Посватал стареющий Ходунин тятя дочку евонную, берендейскую, за сына своего, добра молодца. Попросил берендей калым. Умный и сметливый тятя немного урезал его, пообещав, что сын за скорый большой поход получит на Днепре вотчинку. Довольные сватья, закончив ладушки, ударили по рукам и стали дожидаться Ходуню.
Возмужавший юноша был весьма рад новости, ни словом, ни помыслом не перечил происходящему. С братьями и дружками сразу же наведался в берендейскую деревню. Подкараулив в лесочке на игрищах девиц берендейских, предлагали меда хмельного, вещали о жизни своей молодецкой. Девчата меды красными губками пригубляли, слушали едва понятную славянскую молву да глазели зорко на широкие улыбки парней.
Ходуня, отведя недалече к березкам свою нареченную, похвалялся службой доходной и тятиной полной избой. Рек: «Щедрый княже наш землю дает: с малых походов — лучшим воям, с больших — всем подряд. Не минует другое лето, самое большое — третье, и будет стоять высокий терем наш на нашей с тобой земле…»
Сумел затронуть интерес ясноглазой, чернявой дивчины. Люба оказалась сердцу кудрявого русича Гульна. Выгодно отличалась краса берендейки от прелестей Полянских девушек. Ничего особенного — невысокая, глазастая… Но — чуть румяней кожа, чуть ярче взор, чуть ниже голос… Заворожили Ходуню наливающиеся молодые грудки под тесно сшитым платном, наполнили истомой пылкое сердце. Бедовые мысли в голове дурманили слаще меда.
Ходуня рассказывал девице про житье на Киевском посаде, что дружинники — первые люди в княжестве, что полянам с чубатыми, пришлыми с севера, варягами страшиться тут нечего. Гульна говорила о том, как непохожи они, здешние берендеи, расселившиеся по Днепру, на соплеменников, оставшихся в лесах и степях Заднепровья.
