— Папа, — предупредила его я, — я не соглашусь, если ты не объяснить мне все вразумительно.
Он немного помолчал.
— Послушай, Джанин, — сказал он. — Всё довольно серьезно. Будет лучше, если мы поговорим лично.
— Я в опасности?
— Не прямо сейчас, но я перестраховываюсь.
Я моргнула. Я никогда прежде не была в опасности или вообще даже рядом к ней. Ларкин держал дела клуба далеко от меня, и я никогда даже не ощущала, что у меня могут быть неприятности.
Это ощущение было полностью новым. Я могла услышать напряжение в его голосе, и я видела это на его лице всю вчерашнюю ночь. В этой войне я была обузой и тянула его вниз.
Я глубоко вздохнула, а затем выдохнула.
— Хорошо, — произнесла я. — Ладно. Мы поговорим позже.
— Спасибо, — сказал он. — Я всё объясню.
— Ага, так будет лучше.
— Пока. Лёгкой смены.
— Пока.
Я повесила трубку и бросила телефон на кровать.
Чтобы ни произошло — это должно быть очень серьезно. И это было достаточно плохо для него, чтобы приставить ко мне одного из его лучших инфорсеров, он, должно быть, действительно волновался. А если он волновался, то и мне вероятно следовало.
Я не была исключением. Это просто не казалось по-настоящему реальным для меня, особенно потому, что я не знала того, что происходило. Плюс, Клетч очень компетентный мужик. Я слышала про него много всего и кое-что довольно ужасающее. Он не был тем человеком, которому Вы могли бы перейти дорогу, а потом ожидать, что это сойдёт Вам с рук. Он был мужчиной, к которому меня тянуло. Клетч проживал свою жизнь на своих условиях. И я завидовала этой свободе. Я накинула на себя халатик и вышла в гостиную.
— Окей, — произнесла я Клетчу. Он сидел на моём диване, пил кофе и смотрел новости по телевизионному ящику. — Я поговорила с отцом.
— Хорошо, — проворчал он. — И как всё прошло?
— Звучит так, что ты задержишься.
Он взглянул на меня и усмехнулся.
— Хорошее дело. Не могу дождаться, чтобы следовать за твоей симпатичной задницей весь день.
— Будет скучно, — предупредила я. — Ты же понимаешь это, да?
Он засмеялся.
— Скучно? Чёрт, нет. Это лучшая работа, что мне когда-либо поручали. Я собираюсь глазеть на тебя целый день.
Я почувствовала, как начинаю краснеть, и быстро стряхнула это с себя.
— Что Ларкин подумает, если услышит, как ты говоришь такое?
— Давай, — сказал он, его ухмылка стала ещё шире. — Настучи на меня.
— Я могу.
— Не можешь. Тебе нравиться это чертовски сильно. Могу поспорить: ты вся мокрая, просто размышляя обо всех грязных штучках, которые ты можешь проделать со своим новым телохранителем.
