Практические удобства охранения ремесленных секретов, облегчение отыскания потребителем нужной мастерской, зачастую одновременно и лавки, и тем самым облегчение общения с заезжими потребителями или перепродавцами, вывозящими товары, определяли целесообразность и расселения цехов (или, во всяком случае, размещения мастерских) по ремеслам, почему, например, в Ани улицы или кварталы и концы носили наименование по отправляемому ремеслу. В виде исключения только около двух смежных гостиниц раскопки обнаружили рядом друг с другом разнородные по производству мастерские, например мелких медных изделий и обувную, так как, очевидно, эти и другие им подобные крохотные мастерские были призваны обслуживать непосредственно потребности останавливавшихся в гостиницах караванщиков и купцов и потому должны были быть под рукой независимо от своей специальности.
Но напряженные поиски новых технических приемов (они не могли не быть напряженными на стадии нарастания ремесленно-рыночного производства) неминуемо были связаны с работой интеллектуальной. Оторванность от земли, дающей хоть и малый и скудный, но все же заранее примерно определенный кусок хлеба, сравнительно широко распространенная грамотность (о которой можно судить по весьма многочисленным выцарапанным на штукатурке бытовым надписям, в том числе и назидательным для детей, на стенах бедных домов в скученных кварталах Ани и в пещерных домах), активное участие в жизни города, в жизни его улиц и крохотных, но все же площадей, — все это не могло не усиливать значения многочисленного ремесленного сословия, как ведущего в борьбе народных низов и против князей, и против вновь пробившихся в знать богачей, паронов (пробились ли они благодаря богатствам, нажитым торговлей, или нажитым путем ростовщичества), и против еще не вышедших в знать и не претендующих на княжескую нарукавную повязку, но уже набивших мошну богатеев. Ведущим ремесленное сословие было и в борьбе против верной спутницы знати и богачей — церкви, в лице ее многообразных служителей — и тех, кто сменил княжеский доспех на рясу и меч на священный символ, и тех, кто, пройдя монастырскую школу, вполне уверовал в то, что люди, ездившие, при жизни на земле, верхом и на колесницах, источавшие слезы у народа и причинявшие страдания миру, единожды претерпев мучения, став святыми, на том свете становились любезны богу, а затем сначала брали взятки, а потом уже помогали человеку в нужде — на что сетовала лиса, говоря о святом Георге (135).
