Потом я увидел Акса, который встал и упер свой автомат прямо в тюрбан паренька. «Ты должен был его увидеть, – накинулся я на него, – Какого черта мне не сказал? У меня чуть сердце не остановилось».
«Просто шуметь не хотел, – сказал Акс. – Я взял его на прицел и держал в поле зрения до тех пор, пока он не наткнулся на твое бревно. Одно неверное движение, и я убил бы его на месте».
Я приказал парню сесть напротив бревна. Потом произошло нечто странное. Около сотни коз, все с маленькими колокольчиками вокруг шей, взбежали вверх по горе и окружили то место, где мы теперь стояли. Потом к нам поднялись еще два человека. Мы все теперь были окружены козами. И я дал вновь прибывшим знак присоединиться к их коллеге на земле, напротив дерева.
Наконец Майки и Дэнни пробрались через блеющее стадо и тут же увидели, что происходит. Как и я, они заметили, что один из троих был всего лишь ребенком, около четырнадцати лет от роду. Я пытался спросить у них, не талибы ли они, и все покачали головами, а старик сказал по-английски: «Не «Талибан», не «Талибан».
Я дал парню один из моих энергетических батончиков, но он лишь нахмурился мне в ответ, просто положил рядом с собой на камень, не поблагодарив и даже не кивнув в знак благодарности. Двое взрослых афганцев глядели на нас, давая ясно понять, что мы им совсем не по душе. Конечно, они размышляли, какого черта мы бродим вокруг их фермы с достаточным количеством амуниции и оружия, чтобы захватить целую афганскую провинцию.
Вопрос был в том, как нам поступить дальше. Они явно были пастухами, фермерами с верхнего поселения. Или, как утверждается на страницах Женевской конвенции, невооруженными гражданскими. Единственно правильным военным решением было бы убить их без дальнейших дискуссий, потому что мы не знали их намерений.
Откуда нам знать: может, они связаны с талибской группировкой или поклялись в каком-то кровавом племенном договоре информировать талибских лидеров обо всех подозрительных вещах, которые они увидят в горах? А мы как бы очень подозрительно выглядели.
Горькая правда была такова: если эти три афганских чучела побегут вниз, найдут Шармака или его людей и расскажут о нас, у нас будут серьезные проблемы, мы будем в ловушке здесь, на горном уступе. Военное решение было ясным: эти парни не должны уйти отсюда живыми. Я просто стоял, глядя на их грязные бороды, грубую кожу, шишковатые руки и суровые, злобные лица. Этим парням мы не нравились. Они не показывали агрессии, но не предлагали, да и не просили помощи.
