Строить из себя ревнителя морали мне не хочется, да и видел все Элька.
Он сосредоточенно склоняется надо мной, расправляет зайчика и медленными поглаживающими движениями натягивает его. Ойй, Элька, ты что творишь. После такого мне просто ничего не остается, как лишить его невинности экспресс-методом. Я заваливаю его на спину, ну не нравится мне коленн-локтевое положение.
Элюн уже откровенно хихикает, настроение у него игривое. Пока…
Я все-таки осторожничаю. Торопливо глажу худой пузик и бедра, обцеловываю плечи, руки, живот, спускаясь все ниже и ниже. Элька только вздыхает в ответ — он уже томится этими ласками, похоже, ему надо бы уже другое. Я осторожно скольжу ладонью по внутренней поверхности бедер, поглаживая и успокаивая, потом начинаю поглаживать между ягодиц, нахожу дырочку, проталкиваюсь в нее. После того, что я испытал сам, единственный вывод — довести мальчонку до невменяемого от возбуждения состояния, когда, в принципе, уже все равно, что с тобой будут делать, лишь бы получить разрядку. Мне еще очень повезло — Элька такой возбудимый. Он уже нетерпеливо стонет, заставляя меня ускорить движения. Ладно, помажем маслицем. Тонкий запах лимона, такой освежающий и домашний. Так, смазать пообильнее…
— Эль, а зайца тоже смазать?
Элюн хохочет:
— А как же! Заяц-это святое!
Ладно, смажем и зайчика…
Ну ладно, приступим. Раз, два, три!
От сильного толчка Элька не удержался, вскрикнул, больно же. Я прижал его к себе, давая отдышаться от боли. Не хотелось бы так делать, но сегодня ролями мы никак поменяться не можем. Болит мой тыл, и сильно болит — Элюн меня не жалел. И мы не будем…
Зайчик скользит очень хорошо, мои движения вначале очень осторожные, но сил беречь Эльку скоро не остается, хочется как можно скорее испытать чувство облегчения и покоя, испытать разрядку. Малой, видимо, испытывает что-то подобное, рвется мне навстречу, углубляя проникновение в свое тело, заставляя убыстрять движения.
Кончаем мы почти одновременно, ахает Элька, выдираясь из моих объятий, и почти сразу я выскакиваю из его тела, валюсь на живот, скрывая искаженное то ли болью, то ли удовольствием лицо. Затыкаю рот подушкой, чтобы не орать. И слышу дикий, невообразимый мат — Элюн в оргазме, сжавшись в комок, страшно и бессмысленно матерится. Вот это да, вот это возвращение к природе. Центры сдохли, говорит подкорка. Блин, вот же поросенок. Приподнимаюсь и затыкаю ему рот поцелуем. Чувствую, как понемногу перестают шевелиться его губы, а потом чувствую его поцелуй — он пришел в себя.
