Хорошо, что я успел заскочить в кабину вместе с ним. Мальчишка вдруг захрипел и повалился прямо на меня, его затрясло, грудь заходила ходуном, начали синеть губы. Такого странного припадка я еще не видел, в тесной кабине лифта ничего сделать невозможно, поэтому я просто схватил его за плечи, прижимая к себе, а когда понял, что ноги у него подгибаются, то и подхватил под коленки, поднимая на руки, козявка моя как-то торопливо потянулась куда-то к полу — книжка, оказывается, выпала из рук, в итоге ловким акробатическим движением подцепил и его книжку, вот так — с мальчишкой на руках, крепко прижимающим к груди тяжелый том господина профессора, мы и выпали из лифта.
До палаты я его кое-как дотащил, уложил на койку. Но легче ему не стало, по-прежнему синел и задыхался, пришлось вызвать дежурного доктора, она притащила с собой еще и реаниматолога, прибежала ЭКГ-сестра. Меня погнали заряжать капельницы, из реанимации пригнали сестру со шприцами. Когда я вернулся, мальчишку трясти перестало, он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, губы, веки синие, вампир, а не мальчишка. Руки все исколоты, да еще я системы подтянул — воткнули в те вены, которые еще остались. Видок еще тот- еж не еж, но очень похож. На розоватой ленте — быстрые частые биения его сердца, от этого он и задыхается — слишком быстро идет перекачка, кровь не набирается в желудочки толком. Но это ладно — картинка изменилась, теперь на ленте — жирные уродливые комплексы — словно жабы давят сердце. Вот это очень плохо, теперь только я понял, зачем здорового на вид мальчонку уложили в наше сердечное заведение. Что-то зло гаркнула реаниматолог, в ход снова пошли шприцы, кошмар продолжался.
Вся эта история закончилась через час — жуткие жабы на ЭКГ исчезли, биение сердца стало редким — лекарства подействовали. Козявка моя лежала бледно-синяя, глаза ввалились, едва дышала.
— В палату не возьму — некуда! — Голос реаниматолога вывел меня из созерцания козявки.
— А здесь где? Если снова приступ начнется ночью, когда все спят? — Голос дежурного доктора был просто злым.
— А я своих куда дену — в коридор? Приступ может и не повториться.
Два жирных козла — соседи по палате, тут же загундели, что они — люди больные, у них режим, волноваться им нельзя, а если козявка опять закатится в приступе, то их драгоценные сердца пострадают. Бедный мальчишка только сильнее зажмурился.
— Не возьму! — Реаниматолог потихоньку накалялась. Счас наши бабы переругаются насмерть, и тем дело закончится.
