Латышские народные сказки | страница 45

— Чего ты огорчаешься? — ухмыляется кот. — В рай-то не за имя берут… Не выходишь ты на воздух мозги освежать, вот и стала у тебя голова вроде дурная. Только и знаешь, что по пустякам расстраиваться.

Ушел кот. А мышь занялась уборкой да прочей домашней возней. Кот же и на этот раз пошел прямо в церковь. Принялся за сало и трудился в поте лица, пока весь горшок не опорожнил.

— Ну, все теперь! — сказал он, облизал дно и, толстый, как колода, потащился прочь из церкви. Только к полуночи кот домой приплелся.

— А этого крестника как нарекли? — спросила мышка, едва кот переволокся через порог.

— Ты нынче еще пуще удивишься, — сказал кот, — потому что имя ему дали Пустолиз.

— Как? Пустолиз? — застонала мышь. — Ну, что это за имя? Нет, тут дело нечисто…

Покачала мышь озабоченно головой и забралась в свою норку.

С той поры залег кот на печи, и никто его больше в кумовья не звал.

Пришла зима, пищу стало трудно добывать. Мышь вспомнила про сало и говорит коту:

— Пойдем-ка, котик, в церковь за салом. Небось, вкусным оно нам нынче покажется.

— И как еще! — буркнул кот, — лизнешь — язык так и прилипнет, как к железу в мороз.

Пошли они вдвоем в церковь, мышь впереди, кот за ней. Горшок нашли, да он — пустой.

— Ах ты, горе какое, — заплакала мышь. — Вот они, твои грехи-то и раскрылись; вижу теперь, какой ты мне друг: сам все слопал, на крестины ходючи… Сперва верх слизал, потом половину, а под конец и совсем опорож…

— Молчать, — закричал кот, — еще слово — и проглочу тебя живьем.

Но не могла мышь умолкнуть, не договорив слова. И — только произнесла она это слово — кот цап ее! и слопал.

— Ну, здравствуй. Узнаешь родственницу?

— Здравствуй, здравствуй! Как не признать сестрицу! Ах, радость-то какая! Ко мне в гости пожаловала! Как ты дорогу нашла, не заблудилась?

— Чего там блуждать! Но скажи-ка, сестрица, что это у тебя там за куча навалена?

— А это проросшие зерна, моя единственная пища, мой хлебушко, — жалобно ответила полевая мышь.

— Ах, боже мой, вот так хлеб, — удивилась домашняя мышь и сказала не без гордости: — Я б от такого хлеба давно с голоду померла. У меня, сестрица, житье совсем другое: поутру мясо, к обеду сало, на ужин сметана. И все это я нахожу на кухне, у самой у норы. Моя жизнь против твоей — чистое золото. Пойдем ко мне, давай вместе жить.

— Ладно, пойдем.