К концу вечеринки Дюшан сообразил, что Тейлор – известный андеграундный актер и поэт, и пригласил его к себе за столик. Я наговорился с Дюшаном и его женой, Тини, она была потрясающая, а Тейлор протанцевал всю ночь с Патти Олденбург – она уже год жила с Класом в Калифорнии, чтобы «ощутить себя в новой среде», так что они смогли отослать свою «Спальню» на групповую выставку в галерею Сиднея Джениса в начале 1964-го. (Клас сделал «Магазин» в Нижнем Ист-Сайде в 1961-м, а в 1962-м сменил название «Рэй Ган мануфактура» на «Рэй Ган театр» и устроил такие хеппенинги, как «Индеец», «Всемирная выставка», «Некрополис», «Путешествия» и «Магазинные дни» вокруг собственных мягких скульптур.)
Наливали розовое шампанское, такое вкусное, что я не отказал себе в удовольствии напиться, и на обратной дороге нам пришлось сделать остановку, чтобы я смог поделиться выпитым с флорой и фауной. В прохладе калифорнийской ночи даже блевать как-то приятно – совсем не то что в Нью-Йорке.
***
Где-то там, в Лос-Анджелесе, приземлилась моя первая, можно сказать, «суперзвезда» – Наоми Левин. Она остановилась у скульптора Джона Чемберлена и его жены, Элейн, в Санта-Монике. До нашего отъезда Джерард с Уинном познакомили нас на перфомансе в «Ливинг-театре» на углу Шестой авеню и 14-й улицы, и потом мы все вместе пошли на официальное открытие в Музей современного искусства. Наоми работала в «Ф.А.О. Шварц», магазине игрушек на Пятой авеню, и снимала фильмы, была очень кино-прилежной. Йонас Мекас только что написал в своей киноколонке в Voice об одном ее фильме (ее и Джека Смита), конфискованном нью-йоркской кинопроизводственной лабораторией из-за обнаженки – и не только конфискованном, но и уничтоженном! Наоми говорила, что поехала в Лос-Анджелес искать деньги для «Кооператива кинематографистов». Но Джерард с Тейлором утверждали, что она была в меня влюблена, потому и прилетела: расстроилась, что мы не позвали ее с собой в путешествие.
***
Там, в Голливуде, я много думал о том, как по-идиотски, нелепо в кино показывают секс. В конце концов, в ранних фильмах были и секс, и обнаженка – к примеру, Хеди Ламарр в «Экстазе», – но потом они вдруг сообразили, что впустую растрачивают отличную приманку и лучше ее приберечь на черный день. Ну, раз лет этак в десять показывать какую-нибудь новую часть тела или произносить новое ругательство и годами подтягивать кассу, вместо того чтобы сдать все и сразу. Но тут посыпались европейские картины и андеграундное кино и давай срывать планы Голливуда. Те еще лет двадцать потянули бы до полной обнаженки, дюйм за дюймом приоткрывая плоть. Так что они начали эти разговоры «о защите общественной морали», хотя на самом деле просто переживали, что их завалят сплошными голыми телами, пока они подсчитывают доход от затяжного стриптиза.
